Старый Лютный переулок. Никогда не увидишь более гниющей, голодной части города, отчаянно пытающейся поглотить тебя, чем эта. Словно червоточина. Глубокая, как во всех древесных породах, неизлечимая, как первая чума, и тёмная, как зуб мавританского раба. Чего здесь только не творится, ой мамочки. Это мёртвая земля. Здесь плевать на добро и зло. Старый Лютный переулок просто не хочет подчиняться чьим-либо правилам, и ему не хочется быть спасённым. Его отравили уже при его рождении, заложили ядовитые бомбы в основу фундамента, пустили по водостокам отравленных рыбёшек, даже воздух тут горький, как дешёвое вино.
Старый Лютный переулок. В глубокие недра его сознания, отравленного ядовитой смесью дури и индивидуалистического угара, усердно стремятся упасть лишь те, кому терять уже было нечего. Зловонная яма – тут срываются маски обыденности, тут показан мир таким, каков он есть, мир, в котором или ты, или тебя.
И тут готовы простить чудовищный цинизм, низость, неправду и измену. Но только не Верукка. К тому же, то, что происходило сейчас в поздний час, в букмекерской конторе – в её тайной комнате, – было уже не изменой, а явным предательством.
Годы могу исчезнуть бесследно, но память о предательстве и том, кто её совершил, – никогда. Упираясь лбом в замкнутые замком руки, согнутые в локтях, она улыбалась. Сглотнула слюну, давясь, и видела в кривом зеркале, как за спиной одно крохотное тельце подкидывает в воздух другое. Захлопнуть бы дочерна глаза, но… это зеркало… этот большой овальный мерзопакостный осколок, оправленный в вычурную раму стариной резьбы, был повсюду, куда ни взгляни. В его темнеющих колыханиях беспокойной глади скользило размытое отражение её страхов – отражение забродившего общества, чуждая и всё же такая близкая реальность, вглядываться куда так больно.
И всё же…
Она смотрела. В отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну кровавую процессию.
— Нет, не так. За уши и об камень. Вот-вот, за уши!
Нервные окончания лихорадил крик, продолжая звенеть, и плескаться в стены, и дрожать вокруг, как звук продолжает дрожать в только что отзвонившем большом колоколе.
Живая и весёлая как крыса на колбасном складе Минди оскалила зубы. Чёрное напыление у основания и розовые бороздочки дёсен; даже отсюда, кажется, чувствовался запах съеденного чеддера и кошерного мяса, пока она смеётся почти бесцветным голосом.
— Ай да Горго, всем у тебя учиться и учиться, попомни мои слова. Эльф – высший сорт… Нет, бестолочь, пятки, сухожилие ему прокуси!
Горго – или «Миссис Шрейден», как обращалась к ней Верукка, восхищаясь тем, как – несмотря на преклонный… очень преклонный возраст – ей удавалось сохранить стать и остатки прежней красоты, была опытным охотником за древностями и старой знакомой Минди. Ее не сломила усталь, и она не предпочла на старости лет покой вечным походам на Грампианские горы в поисках чего-то необыкновенного и старинного. Хотя не без изъянов, конечно. Своевольно-капризная особа, абсолютно не сжалилась, когда услышала причину, почему Верукке требовалось одолжить на этот вечер её внешность; вдумчиво, умело и со вкусом боролась, точно торгаш на Косом, пока не сошлись на двадцати двух процентах скидки в парочке точек на черном рынке.
С Минди требовалась осторожность – пусть она и внушала своими повадками одного из многочисленных шакалов степи в ожидании лёгкой добычи, но, как и любая ищейка, хоть чего-то стоящая в своём деле, она замечала всё. Если бы не замечала, то не стала бы правой рукой Верукки. А когда замечала – в особенности собственные промахи, – заметала следы так, как не мог сметать мусор ни один домашний эльф. Кстати, об эльфах… Не без помощи Минди вновь стали процветать в Лютном переулке смертельные бои домовиков, которые были под строгим запретом, хоть и раньше имели спрос, да ещё какой. Полвека назад мало кто из волшебников всерьёз обращал внимание на судьбу провинившегося слуги, которого продавал скупщику, и его, вместо того чтобы перепродать богатому покупателю, пихали участвовать в борьбе один на один с сородичем. Ставки были бешеными – владелец букмекерской конторы в Лютном не даст соврать: его организация принимала всех, кто жаждал поставить денежные средства на это беспощадное спортивное мероприятие. Многие расстроились, когда об этом прознало министерство и запретило глумиться над бедными домовиками, и Минди, избегая лишнего внимания, дала этим боям новое название, оно в общем-то, если не вникать, не несло за собой ничего примечательного или опасного. «Веселушки нанусов». Отец у Минди был чистокровным маглом и отличным врачом, помешанным на латыни, вот и Минди в дебри не лезла: нанунсы – в переводе с латинского означало «карлики».
Вот только эти карлики совсем не смеялись…
Сквозь посеревшие губы вырывались нечленораздельные звуки – Минди в предвкушении развязки. Домовой эльф, которого якобы получила Горго у контрабандистов взамен на найденные безделушки и привела на потеху Минди, едва держался на ногах, но боролся отчаянно и даже с какой-то несвойственной эльфам страстью. Рядом на диване с Минди, прямо напротив развернувшейся схватки, сидел бедный простуженный француз, единственным имуществом которого остался его криворукий эльф, в поисках быстрого заработка он не нашёл ничего лучше, как поставить его против эльфа Минди. Его тело предательски выдавало последствия от увиденного. Вот-вот, и его стошнит.
Взгляд переместился немного выше и левее, упёрся в кости фаланг пальцев, что давно побелели и напоминали лапу раздражённого хищника, неподвижные, с чёрными когтями впившиеся в кожу. Миссис Шрейден любила все чёрное и длинное: чёрные длинные ногти, длинные пышные штаны и точь-в-точь, будто из одного комплекта, такая же кофта, не сковывающая движений, надвинутые на глаза широкие поля чёрной шляпы, скрывавшие лоб, уши и едва лохматые седые волосы. Образ пожилой женщины ни разу не прельщал, но Верукка верила, всё скоро прекратится, когда…
Робкий всполох холодного света, проникший из коридора через приоткрытую щель между стеной и секретным книжным шкафом, выхватил из вязкой фоновой темноты её лицо. Она обернулась. Медленно и с любопытством.
На губах проступило подобие улыбки. Молодой, но, кажется, познавший порох. Его сопровождал младший помощник владельца букмекерской конторы. Пришёл, почти не опоздав. Джеффри Флойд. Артефактор и, судя по донесениям, весьма талантливый, в чём был шанс удостовериться этой ночью. Потому что Верукка устала разочаровываться. Не обида, не ревность, не ненависть так не колеблет душу, как разочарование, после него – пустота размером в бездну.
Встречаться здесь с Джеффри она не планировала, хотела – как и раньше происходило с другими – обсудить возможное сотрудничество в своей лавке, окружённое всевозможными защитными заклинаниями, но обстоятельства вынудили перетасовать карты. Ему было выслано за день обычная визитка букмекерской конторы, время прибытия и имя человека, к которому надо обратиться. Владелец конторы не был против, что его тайную комнату будут использовать под «Веселушки нанусов» и в дальнейшем для проведения деловой встречи. Верукке он никогда не отказывал.
Вероятно, Джеффри ожидал чего-то другого, не слабого освещения и красной бархатной мебели. Более того, он совсем не ожидал, что придёт на побоища.
Воздух рвался под клокочущим смехом Минди, пока помощник предложил Джеффри расположиться у барной стойки рядом с Веруккой. Бармена или обслуги здесь не водилось, каждый наливал себе всё, что найдет на полках, однако новоприбывшему гостю посоветовали испробовать парочку новинок прямиком из Африки, свернули бутылкам шею и поставили на стойку гранённый стакан. О Верукке ни слова, молча предлагая решить эту головоломку ему самому. Может быть, это та, кто кричит одному из домовиков бросить в камин другого, или старая женщина, рассматривающая его профиль?
— Располагайтесь, мистер Флойд! Располагайтесь! — небрежно бросила через плечо Минди. — Мы скоро закончим!
Конечно, закончим, а куда мы денемся? Верукка снова еле заметно улыбнулась, следуя взглядом по чётко очерченному лицу с многодневной чёрной щетиной цвета шерсти породистого шотландского сеттера. А он невозмутим, на заинтересованный взгляд совсем не скромной старушки практически не обращал внимания какое-то время, видно, обдумывая, какого Мерлина его сюда пригласили.
— Кхм. Вы знаете, мистер Флойд, — привлекла его внимание Верукка спокойным голосом, — ваши артефакты возымели славу в определённых кругах. Слаженные механизмы, внимание к деталям, необычное применение. Я вот тоже приобрела кое-что, сотворённое вашей рукой.
Приподнимая аккуратно локти с длинными рукавами, она указала взглядом на небольшую деревянную музыкальную шкатулку, что неподвижно стояла на барной стойке. К ней – по задумке создателя – прилагался ключик на цепочке, который обязательно должен находиться у обладателя данного артефакта. Ничего уничтожительного или проклинающего она в себе не несла, зато должна была защищать того, у кого хранился её ключ.
— Прелестное изобретение. Только не было случая проверить, как оно действует…
Она не успела закончить. Всего один звук. Его достаточно для того, чтобы выбить из течения, перешагнуть через себя и обернуться. И увидеть, как кулаки Минди с ненасытимым чувством удовольствия вколачивали худенькое лицо эльфа в холодную стену. Её лицо давно налилось гневом, встревоженный, весь дрожащий воздух поднимал жидкие волосы на её голове. С подбородка эльфа в кровь сдиралась кожа, непрерывная струйка пузырилась в уголке тонких губ, эльф что-то шептал в её помутневшие глаза, как молитву, пока Минди грозилась его расчленить за проигрыш.
— А вот и случай, — произнесла Верукка и открыла музыкальную шкатулку.
Губы Минди напряглись. Рот раскрылся, и рыщущей взгляд вперился в камин.
— Где он? Куда пропал?
Верукка отвернулась, по-прежнему сидя спиной к Минди, но чувствовала, как полный огня взгляд щёлкает по ней.
— Горго, чтоб тебя, где он? Куда запропастился твой эльф! И что это? Что за музыка, откуда она?
Она действительно его не видела. Ну надо же. Эльф, что до сих пор скручивался в позе зародыша у ног Минди, попросту растворился в воздухе для её глаз. Верукка снова посмотрела на шкатулку – с виду, обычная безделушка, исполнявшая детскую мелодию, но как же эффективно она скрывала своего владельца при помощи чар, схожих с чарами хамелеона, маскируя избитого эльфа под окружающую среду. С первых же секунд он исчез для Минди – для того, кто хотел причинить ему зло.
Верукка забыла о шкатулке, как только за её плечо ухватилась Минди, и теперь всё внимание было сконцентрировано на испещрённой шрамами щеке. Минди смотрела на неё, враждебно хмурилась, вся была расстроенная, злая, отчасти перепуганная, смахнула с седой головы чёрную шляпу (как невежливо!), и в глазах – в глазах истлевало что-то нехорошее. Жестокие пальцы давили на плечо всё сильнее, заставляя Верукку подняться со стула.
И она поднялась. Только это была уже не миссис Шрейден или Горго, у барной стойки стояла Верукка Снайд. Волосы, что были тусклыми и белее пены морской, наполнились здоровым блеском, стали пышными, завитыми золотистыми локонами и ниспадали почти до поясницы. Сгорбленный стан распрямился и сделался гибким и стройным.
— Верукка…
Минди отшатнулась и испуганно привалилась к стене. В глазах Верукки плескалось рассерженное море, она слышала эхо собственной жизни и собственных убеждений. Она считала Минди совершенством – и главное, другом, – и как же так стало, что все это превратилось в миф?
Бедный француз давно вышел из роли и схватил Минди за локоть. Когда её руки наконец-то сломались за спиной по давлением сильных пальцев, она взорвалась негодованием, умоляла опомниться, выкашливая через слово непростительные ругательства.
— Наш товар не для личного пользования. Он на продажу. И мы обязаны сохранять его в достойном и надлежащем виде, пока не передадим владельцам. Наш товар – это наше лицо. Это моё лицо. А ты наградила его звонкой оплеухой.
Минди, как заведенный болванчик, кивала и щурилась, соглашаясь со всем сказанным, то ли надеясь разжалобить, то ли до конца осознав свою участь.
— Двадцать эльфов. Двадцать, ты слышишь? — её голос суров, но она никогда не повышала его. — И все они мертвы. Из-за твоих амбиций, жадности и безмозглости.
Судорожные вздохи из груди Минди не трогали, ноги её предали, она висела безвольной куклой в чужих руках. Верукка попыталась на неё посмотреть, но увидела лишь существо неискреннее, обречённое, которое билось в приступах отчаяния и потому просило о пощаде.
— Ты была ко мне ближе, чем кто-либо другой, — у Минди покатились слезы. Француз грубо приставил палочку к её горлу. — И потому участь твоя будет страшной. В назидание другим.
Мягкий свет снова полился из щели между стеной и шкафом, в тайной комнате появился помощник владельца конторы. По распоряжению Верукки он разберётся с эльфами, исцелит, накормит, подлатает и отдаст в Эльф-трубочист. Француз – Жоржетта Дюбуа – временно возглавляющий охрану точек на чёрном рынке, о котором Минди, как и многие другие, не знала, после ухода помощника владельца с эльфами был готов выступить в роли палача.
— Нет, не здесь, — остановила его Верукка взмахом руки. — В другом месте. Где-нибудь в окружении мотыльков.
Боль и гнев разливались, как горячий воск, жжение и горечь, которые всё нарастали, скручивали и выворачивали наизнанку, как только Жоржетта и Минди аппарировали. Напряженные мышцы окаменели, она слышала стук собственного сердца, выпрыгивающего из груди, и как через все мысли красной нитью проходила одна только фраза: «Ты убила друга».
Да, убила. Обязана была. Иначе в ней увидят слабость, а слабость в этом мире равносильна смертному приговору.
— Ну что ж, — она расправила плечи и обернулась к Джеффри. Её глаза были добры, слова – вежливы, а улыбка – ни надменна, ни презрительна, но как и подобает всякой дежурной учтивости достаточно искренняя и открытая, — теперь можем поговорить о вас, мистер Флойд. Надеюсь, вы не заскучали от этого маленького представления? Хотелось бы и мне не принимать участие во всём этом, но это наш мир – и если в нём не адаптируешься, ничего не получится. А мне бы очень хотелось, чтобы вы у нас задержались.
Выражение лица поменялось на более ласковое, когда она присела за барную стойку и закрыла музыкальную шкатулку.
— Вижу, артефакты – ваша слабость. И моя тоже, — она отставила его стакан в сторону, намереваясь продолжать разговор без употребления алкоголя, хотя бы до момента, когда они договорятся. Если они договорятся. — Говорят, большинство ваших изобретений так или иначе настроены на защиту или применение в быту. Уверена, о вторых я ещё услышу, но, признаюсь, защитные свойства меня интересуют куда больше. Музыкальная шкатулка… Я думала, вы разыгрываете дураков. Их полно на чёрном рынке. Но… — она провела пальцами по деревянной крышке, украшенной резьбой. — Если бы не она, вряд ли бы уцелел эльф. Вы же догадались, что ключик от шкатулки спрятан у него?
Застывая с немым любопытством, она ни разу не спасовала перед его взглядом, смотрела прямо в глаза, ведь зрительный контакт был очень важен, даже если это могло быть расценено как нечто совсем откровенное и неуместное. Безусловно, он догадался, не мог не догадаться.
— Расскажите мне о себе, мистер Флойд. В столь молодом возрасте, как артефактор, умение создавать нечто подобное дано не каждому. В чём ваша цель? Что вас мотивирует? Деньги? Слава? Признание? Или что-то другое?
