original sound: Louis Armstrong — Ain't Misbehavin'

Эпоха Джаза. Ревущие двадцатые. Возвращение к мирной жизни после Первой мировой, расцвет культуры и искусства, джаз, ар-деко и как итог — крах экономики и Великая Депрессия. Но это будет чуть позже, а пока отмотаем назад, перенесемся в самый мрачный и неспокойный район Чикаго, где в здании с частично обвалившейся крышей и знатно облупившимися стенами на самой окраине, все еще горел свет в самом нижнем окне, хотя часы на городской ратуше уже давно пробили полночь.
Центральный городской морг магической части города. Можно было бы сказать, что после войны дел заметно поубавилось, но нет. Когда домой вернулись вчерашние герои — разбоя стало только больше, а тела в заведение не столько отдаленное прибывали бесконечно. Наш герой, влюбленный в свою работу патологоанатом с темным прошлым, был бы этому даже рад, если бы не одно «но». Сухой закон ворвался в реальность не только магглов, но и волшебников и настали по-настоящему темные времена.

В маленьком кабинете в самом дальнем конце коридоров подвального морга под тусклым светом Люмоса сидел мужчина, слегка за пятьдесят, с сединой на висках и в неопрятной щетине, с помятым морщинами лицом человека весьма уставшего от жизни, в халате, испещренным мелкими красными пятнами. Хью Бим — герой войны, полевой целитель  и просто хороший человек, потерявший всю семью еще лет двадцать назад. Трагедию он пережил достойно, классически утопив все горе в бочках отменного огневиски. Но нет, в профессию его привели вовсе не обстоятельства, как вы могли бы подумать, и даже не некое чувство долго, в морг он пришел исключительно по призванию. Просто мертвые имеют потрясающую способность молчать, а именно это качество он больше всего ценил в людях.
В мрачном и весьма холодном кабинете тихо играла музыка, последний маггловский джазовый хит Луи Армстронга, а из крана над покосившейся угловой раковиной ритмично капала слегка ржавая вода.
Кап. No one to talk with.
Кап. All by myself.
Кап...
— Да какого ж лешего, третий раз за неделю! — оторвавшись от своих отчетов, мистер Бим вперился взглядом в невозмутимый кран. Подтекал он хронически, совершенно не поддаваясь никаким чарам надолго, что раздражало в некоторой мере весьма педантичного Хью неимоверно.
— Репаро епттвоюмать! — будучи полевым целителем, наш герой умудрился перенять у магглов множество не хитрых ругательств, кои теперь применял ни чуть не реже, чем упоминания безмерно уважаемого Мерлина. Ворчливый голос моментально заставил слегка подклеенную палочку заискриться, кран заискрился в ответ и, кажется, течь перестал, но скорее всего ненадолго. Бытовых чар как правило хватало дня на два, не больше.
На столе, заваленном аккуратно разложенными стопками медкарт, стояла банка из матового стекла с огромной надписью «медицинский спирт», из нее торчала длинная соломинка, к которой и потянулся Хью, с удовольствием вкушая отменный огневиски из подпольного бара напротив. Местный хозяин, державший целую контрабандную сеть, Джонни Чивас, по счастливой случайности благоволил деятельности мистера Бима, а потому периодически поставлял тому отборный алкоголь в качестве оплаты за нехитрые услуги. Хью не то, чтобы был рад такому сотрудничеству, но против достойной оплаты труда ничего не имел, а потому предпочитал иметь таких людей в друзьях, чем лишний раз выпендриваться.

Закончив с отчетами, мужчина вернулся к каталке, где из-под кипельно-белой простыни виднелись лишь ноги с желтой биркой на длинном большом пальце. Джин Гордонс, №16734.
Хью подкатил ближе столик с разложенными и начищенными до блеска инструментами, задумчиво покрутил в руках палочку и вздохнул.
— Ну что ж, мисс Гордон, дорогуша, давайте познакомимся с вами поближе, — усмехнулся уголками сухих губ и откинул простынь. Зрелище оказалось совсем не таким приятным, как представлял себе Хью. Вместо миловидной блондинки с пухлыми синеватыми губами, его взору предстало иссушенное лицо, кожа, обтягивающая кости черепа и следы незаконченной мумификации.
— Мерлиновы подштанники, ну и... — но договорить он не успел, так как дверь лаборатории распахнулась, а в появившемся на пороге силуэте легко угадывался образ ни кого иного, как племянника мистера Бима.
— И каким ветром тебя принесло, оболтус малолетний? — на самом деле крупный мужчина уже успел обзавестись парочкой глубоких морщин, но для Хью он всегда оставался мелкой занозой в заднице, впрочем, Бим всегда радовался тому, что с его характером он все еще жив.

♫ Gísli Gunnarsson - Birds of Prey

Какой-то частичкой своей мятежной души Дана надеялась, что ошиблась. Той самой, которая и на поверхность-то не выходит белым кружевом пенящихся волн, оставаясь на темной губительной глубине, где гнездятся страхи, опасения, тайные чаяния и стремления, что слишком далеки от понятия рационального. Сперва она так радовалась, что, взяв на себя роль ищейки, справилась с самостоятельно поставленным заданием, предлагая аврорату подозреваемого вместе со своими воспоминаниями. Вот же он, берите смело и допрашивайте! А они отпустили, своими руками начав для нее новый круг погони, продиктованной зовом принципа. Дана знала, что это он. Видела его своими янтарными глазами у камней, и он не сумел обмануть ее своей легендой, как бестолковых правоохранителей. Когда же в этой погоне Макфасти потерялась, сбилась с пути, обретя совершенно ненужные эмоции. Неожиданные и темные, как непроглядные ныне небеса над островом, как плотные тени, скрывающие от нее выражение его лица и те самые ясные голубые глаза, в которых поверх непроницаемой глади плясала насмешка. Шанс не увидеть у грота именно его был минимальным, и все же, пусть она и давно знала правду, Даниэлла не смогла скрыть, что встреча ее расстроила. Рен лгал ей во время трех встреч так неумело, разбавляя терпкий привкус вранья сведениями о себе и историями, что могли тоже быть настоящему лишь наполовину. Все его поступки и слова следовало делить не на два, а на десять. И гнать прочь грусть, ведь справедливость восторжествует, едва девушка принесет новые воспоминания в ДОМП. Она ведь принесет?

- Не зли меня еще больше, Рен, - ответила Дана, не стремясь скрыть раздражение, сжимая челюсти после краткого слога. Он думал о ней много, как и она не могла выбросить навязчивые мысли о нем, то и дело возвращаясь в ночь их встречи и не понимая, как позволила происходящему в галерее затмить ее разум, мороком вуали опуститься на веки, что не позволяла видеть в нем только преступника. Краткий миг этого фатального затмения стоил ей двух недель нервов и искусанных губ, осуждающего взгляда в зеркало и изнуряющих пеших прогулок до промокших ног и липкости во всем теле - скромная плата за неудачу. Какова же будет за последующий провал? Ведь ни одно заклинание не сработало, словно Трэверс ориентировался в полутьме гораздо лучшее нее и ставил щиты невербально, а она сама подарила ему миг для собранности, произнеся чары вслух, ожидая, что звук поможет сфокусироваться. По сути, Макфасти не была бойцом, и боевая магия давалась ей гораздо тяжелее другой. - Жаль, это упростило бы задачу, - если бы мешок оказался у нее, им не нужно было лишний раз сражаться, подбирая варианты проклятий попроще, чтобы не слишком покалечить противника на этих скользких камнях, где каждый шаг мог сыграть против. Но отчего-то Кейрен не спешил атаковать, нервируя ее и вновь вынуждая задуматься о причинах, хотя очевидным оставался факт, что в ее истории Трэверс - злодей, и никаких оправданий не заслужил.

- Знала, и что с того? Ты же тоже прекрасно знал о моей осведомленности и о том, что твои легенды не подействовали, - разве что, совсем немного, и не в части лжи, а в аккуратной порции правды, что привела к тому, что думать о нем исключительно как о браконьере Дана не смогла, добавляя на холст ассоциаций новые мазки. Сейчас картина все еще напоминала непонятное сплетение темных оттенков сумасшедшего абстракциониста - ничего четкого. В ее голове, скорее всего, тоже, потому что Макфасти пошла на зов его голоса подобно змее, очарованной мелодией заклинателя. Она сделала осторожный шаг навстречу, удерживая равновесие на камнях, чтобы ухватиться за мешок и дернуть, но оказаться в западне. Ожидаемо и глупо - поддаться, будто не знала, что он ее перехватит. Будто не предчувствовала подвох... или сама хотела поддаться? В последнее верить не хотелось даже тогда, когда почва ушла из-под ног вместе с активацией мордредового портала, что тоже казалось теперь вполне логичным исходом, ведь он не мог трансгрессировать на острове, а магия отнесла бы его прочь отсюда, как только он забрал бы мешок.

Мир качнулся, когда они оказались в неизвестном ей домике. Макфасти рванула руку, но не успела поставить Протего - Трэверс опередил ее и связал запястья ее же заклинанием, обездвиживая ладони раньше, чем она смогла бы начертить любую из формул, даже короткого Орбис. А теперь и думать об этом не было смысла, ведь и палочки лишилась, оставаясь практически беспомощной. Из арсенала у нее - только гневные взгляды, что она бросала на официально закрепившего статус похитителя и вора Кейрена. Дана разочаровалась. Но винить могла только себя, а потому и ругалась мысленно, ведь каждое из действий мужчины предсказывалось даже без особенных знаний, но она, очевидно, слишком отрицала после неудачного опыта интуицию и Прорицания, чтобы теперь гневаться и даже немного бояться, потому что не имела понятия, что последует дальше и чего от Трэверса ожидать.

- И что теперь? Бросишь меня в подвал, чтобы я не выдала твои тайны? - она совершила еще один сильный рывок и хаотично отступила назад, чтобы оказаться подальше от Рена, от его глаз и довольного выражения. - Через время меня будут искать, а похищение человека наказывается сильнее, чем браконьерство, и ты об этом знаешь, - или он совершенно точно уверен, что она не подаст заявление на него, что проглотит это послушно и даже скажет, что ей вкусно? От бессилия она попробовала разъединить запястья и вырваться из магических наручников, но те крепко держали и не позволили развести руки. Даниэлла мельтешила по комнате, пытаясь нащупать взглядом возможные точки отхода, но в незнакомом месте сделать это - тот еще квест вслепую. - Ты ужасный человек. Я не понимаю, какого соплохвоста ты... такой. Что тебе от меня надо? Я просто хочу вернуть себе то, что ты украл. Оно тебе не принадлежит, - как и сама Макфасти, следовало бы добавить, но она прикусила язык очень вовремя. А если бы взгляд мог сжигать, то Кейрен уже явно загорелся бы, освещая окружающее их пространство. Но нет, стоял и смотрел на нее со смесью сложно читаемых эмоций. И просить или умолять освободить ее она не будет, опускаясь так низко, чтобы потешить самолюбие преступника. А та случайность в галерее - только ее ошибка, как и неудавшийся план, в котором она сделала ставку на примесь, которая все же, видимо, лжет.

ваш пост

[indent] После похорон люди обычно испытывают боль. Тоску. Сложно сосредоточиться на банальных повседневных вещах. Я же пытался изо всех сил сделать вид, что ничего не произошло. Так было после смерти матери. Так было после смерти Оливера. Так же я поступаю после смерти Джулс. Убегать от принятия. Я веду себя так, словно сестра просто уехала куда-то на длительный срок, просто покинула Британию и хорошо проводит время за ее пределами. Эрни, наверняка, замечал это в моем поведение, но ничего не говорил. По его прикосновениям было понятно, что он переживает, а я действительно не понимал причину того, почему он обеспокоен.
[indent] Кажется я слишком погрузился в работу в министерстве. Навис над бумагами, точно старшекурсник перед экзаменами СОВ. А когда возвращался домой делал все возможное, чтобы Эрни даже не пытался со мной заговорить. Я чувствовал, что вот-вот и он спросит меня о том, на что я не просто не хочу отвечать, а попросту ответ не знаю. Сколько ему нужно времени, чтобы понять, что со мной все в порядке?
[indent] Я в порядке.
[indent] - Куда? – Я с удивлением смотрю на своего молодого человека, который подгоняет меня выйти обратно за порог, как только я оказываюсь дома после работы.  [indent] Маргарет меня просто выгнала из кабинета, когда я взялся проверять документацию по делам прошлого года. Поэтому я вернулся сегодня раньше обычного, а Эрни словно поджидал меня.
[indent] - Да. Поехали. Наверное. – Он захлопывает за мной дверь машины и я с интересом начал рассматривать салон.
[indent] - Зачем Малфоя машина? – Я бы сказал, что считаю это бессмысленным видом транспорта, но Эрни любил машины и все что с ними связано, поэтому я промолчал.  [indent] Впрочем, то, с каким блеском в глазах Прэнг смотрит на железных коней, не могло мне не нравится, я был готов подарить ему целый автопарк, если бы он того захотел.
[indent] Я вижу такой же блеск в его глазах, когда его пальцы обхватывают руль и он проворачивает ключ зажигания. Он хорошо смотрится на рулем. Не только этой машины, куда бы он не сел. Эрни, словно, рожден для этого. С ним рядом я чувствовал себя комфортно, даже если мне не особо нравилось ездить на машине. С ним я был готов даже жить в его «Ночном рыцаре». Надеюсь он этого никогда не попросит, но я бы согласился даже на это.
[indent] Мне нравится, что мы едем в тишине. Нравится, что он не задает вопросов относительно Джулс или моего поведения после похорон. Он знает, что своей работой я бегу не от него, а от разговоров. Быть может по этой причине он позвал меня прокатиться к Малфоям, чтобы я немного расслабился? Впрочем я мог ошибаться, но я действительно расслабился. Стоило Эрни положить руку на рычаг коробки передач, как моя рука ложилась поверх его, обхватывая пальцы, будто мы меняем скорость вместе.
[indent] - Да, был. – Наконец-то Эрни решил заговорить и в принципе выбрал отличную тему, чтобы я без особого труда ее поддержал. – Мы с семьей были у них на всяких, ну знаешь, светских сборищах. Танцы, вино, беседы о погоде. То что тебе бы не понравилось.
[indent] Мы никогда особо не говорили с Эрни про школьные годы. Когда я поступил ни он, ни Люциус уже не учились в Хогвартсе. У нас даже общих воспоминаний быть не может. И когда Прэнг упомянул, что знает Люциуса, на моем лице промелькнула микроэмоция. Вряд ли Эрни заметил как мои брови подскочили вверх.
[indent] - Как тебя угораздило попасть на слизерин? – Мне Эрни не говорил о том, какой факультет закончил я это прочитал в его деле сотрудника министерства, когда искал свидетеля по делу Трэверса. Но я искренне не понимал, что такого в Прэнге увидела шляпа, что отправила его к змеиное логово. В основном там учились чистокровные, меньше полукровок было. Большинство слизеринцев соответствовали представлениям Салазара. Эрнест был явно не в этом списке. И когда он говорит про цирк, то уже примерно представляю что могло произойти.
[indent] - Люциус… довольно напыщенный. – Коротко комментирую я. – Но, как ты понимаешь, разница в возрасте не сыграла на руку тому, чтобы мы близко общались. Да и не особо горю желанием. Мне такие люди, как он, не шибко нравятся. А вот его мать – прекрасная женщина. Умеет держать лицо даже в самых неприятных ситуациях. Мне доводилось допрашивать ее и мистера Малфоя на суде. Тоже, своего рода, цирк. – Я заулыбался и покачал головой. – А еще мадам Малфой француженка, как моя мать. Почему-то до сих пор помню, как они стояли на балконе и лепетали на французском. Мне было лет пять. В поместье… отца.
[indent] Я заметно запнулся. Потому что еще с похорон не мог сказать Эрни о том, что с отцом у меня произошел не самый приятный разговор. Наверное я еще не готов так прямо заявить Прэнгу о том, что посчитал его важнее, чем собственный статус. Это почти тоже самое, что если бы я сказал ему, что готов провести с ним всю свою жизнь. Впрочем, что скрывать, это так и было. Но готов ли был Эрни к такому? Я опустил глаза вниз, проглатывая желание рассказать ему о случившемся и о том, что я уже несколько дней ношу фамилию матери, потому что отец исключил меня из наследства и из семейного древа.
[indent] Вовремя звучит «приехали». Я пулей выскакиваю из машины, как только Эрни паркуется и кидаю в рот сигарету, жадно всасывая никотин в легкие.
[indent] - Любовь моя, у меня только один вопрос. А как ты собрался возвращаться домой?

[indent] слизеринец думал, что в виверне не нарвется на неприятности, не нарвется на кого-то, кто побеспокоит его уединение. ведь ему просто хотелось посидеть в одиночестве, понаблюдать, кака отребье волшебного мира губит свои последние крупицы мозга в спиртном. мог ли он когда-нибудь подумать, что будет отпираться и отказываться находиться в компании известного квиддичиста? мистер аберкромби был одним из лучших ловцов и это должно греть его душу, потому что он видел, как его подруги по факультету пускали слюни, лелея хоть какую-то возможность оказаться рядом с выдающимся спортсменом. барти и сам не понял, как попал под эти чары. ему неловко бросать всё и убегать, ведь он покажется крупным мудаком, но показаться на страницах мерзких изданий тоже не хочется. он знает, что ему прилетит от брати крауча-старшего за такие тусовки в летние каникулы.
[indent] пускай, он и был уже совершеннолетним, но всё еще сильно зависел от своего отца финансово, и крышей над головой. с этой темой нужно было что-то решать и в краткие сроки, чтобы выйти из-под влияния отца. этим он пытался заниматься сегодня весь вечер, но увы и ах, его фортуна решила повернуть  жизнь круто в другое русло. что ж ему остается только повиноваться судьбе. и будь, что будет. в целом, всегда можно свалить, что это было оборотное зелье и он вообще-то был дома, а мать подтвердит. мать всегда на его стороне. на стороне любимого сына..так ли это было на самом деле? у барти были смешанные чувства по этому поводу, он не мог здраво мыслить, находясь рядом с родителями. потому что один его постоянно упрекает, а вторая показывает любовь и заботу, видя, что отец не благоволит единственному сыну. тут хоть из штанов выпрыгни и будь самым лучшим учеником своего курса - не поможет, отец всё равно будет считать, что барти делает не достаточно, чтобы получить любовь отца. так почему бы барти не отплатить той же монетой? здесь и сейчас. раз мистер аберкромби хочет, чтобы все в пабе веселились, то слизеринец это устроит, но на свой садистский манер. он запоминает всех журналистов здесь, потому что после он пойдет по их душу и угрозами заставит не выпускать статьи про него, пусть живятся материалом про спортсмена, а его имени там быть не должно.
[indent] - ну, конечно я не шутил. на каждого человека алкоголь действует по-разному. не всем бывает весело, как вам, например.- барти вежливо улыбается. да и что он пьяному объясняет? они сейчас не на равных, а посему ему нужно догнать кондицию своего визави, чтобы они могли друг друга понимать. - хочу посмотреть как устроен мир в низших кругах, может быть за адреналином..зачем люди приходят в бар? за общением, выпивкой, излить свою душу.- барти хочет понимать людей, что ими движет, чтобы в будущем он мог легко манипулировать ими, учитывая, что он собирается сделать после школы, то ему определенно необходимо знать о людях чуточку больше. понимая и зная все их грехи, иногда можно и без империуса обходиться, прибегая к старому доброму шантажу или пыткам..если время позволит на пытки, безусловно.
[indent] ну и гадость же этот огневиски,- он все еще морщит нос, но теперь ему уже привычно это жжение внутри. организм смирился. плесните еще,- показывает бармену на свой пустой бокал. всё-таки если публика жаждет шоу, то почему бы его не предоставить?
[indent] алкоголь плохо влияет на психическое состояние крауча-младшего, ему бы держать себя в руках, но стоит хотя бы капельке алкоголя коснуться его губ - он меняется. ослабляет вожжи контроля, предоставляя своему внутреннему ребенку вылезать наружу. а это не самое хорошее мероприятие. ведь слизеринец становится неуправляемым, а вкупе с его социальными навыками - опасным для общества.
[indent] - они нарушают мое личное пространство. и я не давал разрешения меня фотографировать. вы что смеетесь? какая еще первая полоса. я вряд ли стоящая персона, чтобы быть там, - придется вырезать глаза этим фотографам- недобрый блеск в глазах слизеринца проскальзывает, придумывая какое же заклинание применить, чтобы эти недотепы точно не слили его в прессу.
что-то еще ему йен дал попробовать, а крауч уже перестал отпираться. он сдался натиску этого спортсмена, предоставляя ему вести в этом танце.
[b- не стоит переживать за доставку моего тела домой. порт-ключ меня вернет домой. вы же знаете, как они работают. наверняка.[/b]- он сейчас йена тупым назвал? ох, уж этот чопорный мальчишка, никогда не держит язык за зубами.
- да, бартемиус, но пожалуйста. зовите меня барти,- полное имя вызывает у него рвотный рефлекс, посему он вновь что-то алкогольное опрокидывает в себя. и всё было бы чудесно, если бы не чертовы журналисты. одну вспышку гнева он уже сдержал при них. теперь грядет вторая. его ноздри раздуваются, волшебная палочка оказывается в руках каким-то чудным образом, да так быстро..он крепче ее сдавливает, чтобы устроить тут дуэль по меньшей мере, по большей массовое убийство. спокойно, барти.
- йен, могу же так обращаться?- цедит сквозь зубы крауч-младший, -да, все верно мой отец работает в министерстве. и конечно же я вас не познакомлю. он очень занят.- и не хватало еще слушать нотации от отца, что я связался со всяким сбродом, который окружает именитого ловца. у барти едет крыша, ему срочно нужно выходить из положения и отпугнуть этого проклятого журналиста. он быстро наводит палочку на журналиста и резко произносит обливейт,- доподлинно ему неизвестно насколько отлично он наложил заклинание на этого мужчину, но гордый собой, что чуваку придется полежать в мунго и возможно никогда не обрести обратно память или рассудок, но ему плевать. он спас свою жизнь сейчас, предпочитая оставаться в тени. компания недоуменно на него посмотрела. что? чего вы такие удивленные. продолжаем веселиться!- барти начал сам всем разливать огневиски по стопкам. - да бросьте, это весело. я же сказал, что не хочу, чтобы журналисты цеплялись ко мне. теперь подумают, прежде чем пытаться заработать на мне. у вас же они могут брать интервью, делать фото..вы для этого и отправились в квиддич. за славой, мировой любовью, обожанием и почитанием. я же предпочитаю чуть менее открытый образ жизни.- он ехидно улыбается, полностью расслабившись.

Иселинн помешивала маленькой изящной ложечкой остывавший чай. Он был слишком приторный, слишком сладкий. Примерно как и слезливая история ее коллеги-журналистки, которая сидела напротив и размазывала косметику по лицу. Точнее, размазывала она слезы, а косметика лишь пала сопутствующей жертвой данному мероприятию.

Короткий вздох, быстрый взгляд на часы. Еще не пора, но как было бы здорово, если было бы уже давно пора. А так приходилось играть сочувствующую роль, хотя сочувствия в Роули не было ни капли.

— …и вот я ему говорю, — захлебываясь, произносит Селена и с благодарностью берет белоснежный платок из рук своей коллеги, — что мы не можем так поступить. Кто я и кто он? Где мы найдем квартиру, с нашей-то общей зарплатой?

Роули кивает, с виду даже немного сочувствующе, если хорошенько присмотреться — актриса больших и малых театров, — и подвигает ближе стакан воды. Что еще предложить, чтобы успокоить ее? Можно было бы, конечно, что-нибудь покрепче, в одном шкафчике точно еще оставалась бутылка вина, вот только Иселинн все же еще предстояло дальше работать.

Мысль о том, что уже совсем скоро перед ней раскроется восхитительный мир Бэль Эр, волшебный и таинственный, не могла не будоражить. Она чувствовала себя настоящей искательницей приключений, которая вот-вот да и найдет свое золотое руно. Или, возможно, ту самую сенсацию, о которой так мечтала.

— …вот и будем вдвоем жить! Дура! И рыцарь. А что потом нам нечего есть будет, это мы уж как-нибудь разберемся.

В ее мысли ворвалась очередная фраза Селены, и Иселинн встрепенулась. Она вот уже десять минут не слушала ее, а та все продолжала изливать душу, старательно промокая лицо когда-то белоснежным платочком с изящной монограммой Роули. Кажется, с ним придется расстаться — все же после подобного издевательства даже самый отважный домой эльф вряд ли спасет дорогую ткань.

— Конечно, разберетесь, вы же такие молодцы, — “дура и рыцарь”, — вам все по плечу, — удачно вклинилась Иселинн и поспешно поднялась на ноги. — Ты прости, но у меня репортаж, совсем скоро. Мне нужно было быть в другом месте еще пятнадцать минут назад, — она подарила девушке настолько милую улыбку, на какую лишь была способна. Впрочем, честно признаться, ей было совершенно плевать, что о ней подумает Селена. Достаточно было того, что Роули и так потратила на нее столько времени и целый один платок.

Улица встретила ее промозглой погодой, мелким дождем и отчаянным ветром, который пытался забраться под мантию, словно ему не были присущи хоть какие правила приличия. Прохожие торопливо перепрыгивали через лужи и не понимали головы, прячась под капюшонами и заклятиями, которые, впрочем, плохо помогали от этой вездесущей мороси.

До театра было недалеко, и Иселинн ускорила шаг. Ранний сентябрь совсем не хотел радовать хорошей погодой, но для человека, который вырос среди этой лондонской хмари, подобное было привычным.

Если уж говорить о привычном, за последнее время особенно привычным — хоть и не стоило об этом признаваться, — стало внимание одного внештатного фотографа Ведьмополитена, который должен был составить ей сегодня компанию в ее увлекательном путешествии к истокам театра. Его по-французски нахальная уверенность в собственной неотразимости одновременно смешила и привлекала, заставляя не столько играть в его игры, сколько навязывать свои собственные правила.

Чужие правила Иселинн не любила еще с самого раннего детства.

— Надеюсь, ты не слишком долго ждал, — без капли сочувствия произнесла она. Влажные от бесконечной сентябрьской мороси волосы начали завиваться, но это было легко поправимо одним взмахом волшебной палочки. — Звучит, как план. Значит, с этого мы и начнем — узнаем, что думают зрители про этот новый спектакль, а потом расспросим тех, кто тут работает.

Ее глаза блеснули от предвкушения — Иселинн не могла не думать о том, что у нее были все шансы выцепить какую-нибудь особенно жирную историю, которая произведет фурор в следующем выпуске Ведьмополитена. Можно сказать, совместить приятное и красивое с чем-то полезно-сенсационным. Все же не только про последнюю моду писать.

Розочка, как у заправского фокусника появившаяся в руках Антуана, вызвала лишь волну непонимания — она что, похожа не девушку, которая поведется на подобное? Впрочем, Иселинн решила ограничиться лишь холодным взглядом, чтобы не портить рабочий настрой, и взяла ее в руки. Потом можно будет воспользоваться цветком и пристроить его в руки какой-нибудь актрисе вместе с комплиментом в надежде, что это развяжет ей язык.

Из помещения пахнуло теплом и сладковатым запахом пыли и цветов. Именно так, как и должно было в театре — это кружило голову и настраивало на томный, расслабленный лад. Расслабляться, впрочем, было не время. Даже не обратив внимания на эльфа, который принял из рука мантию, Иселинн тут же порхнула дальше, быстрым жестом показывая фотографу следовать за ней.

— Как ты и говорил, отличным планом будет сначала побеседовать с посетителями. Узнать, чего же они ожидают от спектакля. Держи фотоаппарат наготове, нам нужны красивые снимки, на целый разворот. Люди не зря наряжаются, отправляясь в театр, — она подмигнула Антуану. Уже через несколько секунд Иселинн резко остановилась, указывая на колоритную парочку, стоявшую возле буфета.

Девушка в необычной шляпке, украшенной экзотическими цветами, что-то шептала, склонившись к мужчине в возрасте, радовавшему окружающих галстуком в снитчах, который больше подошел бы подростку. И как такого вставлять на разворот? Хотя его мадам не жаловалась, во всяком случае прилюдно. Деньги, конечно, обладают удивительным волшебством.

— А вот и наши клиенты. Идем, Эрве, поторопись! Хватит глазеть по сторонам! Статья сама себя не напишет.

[indent] - Итак, Эд, у тебя есть два варианта, - скучающим тоном вещал Мэтт, развалившись лениво в кресле. В одной руке он крутил небольшую колбу, заткнутую пробкой, а другую вольготно закинул за голову.
[indent] - И какие? - вынужденно спросил стажёр, когда не услышал никакого продолжения.
[indent] Парнишка выглядел откровенно хреново, словно схлопотал пару сотрясений, не спал неделю и обожрался чем-то стухшим.
[indent] - Вариант первый. Ты берёшь у меня склянку и медленно выпиваешь зелье. Вариант второй. Берёшь склянку и выпиваешь зелье быстро.
[indent] - А разница? - вымученно выдавил бедолага, массируя виски. На колбу он смотрел с обречённостью и смирением, хотя нет-нет, да и бросал взгляд на окно или дверь, невольно выискивая пути для позорного бегства.
[indent] - Во втором случае быстрее отделаешься.
[indent] - Может, я как-то сам... - неуверенно пробормотал Эдвард, на что Калифорния лишь отмахнулся:
[indent] - У тебя руки уже трясутся. Ты себе такое приготовишь, что я неделю противоядие подбирать буду. Но ты прав, есть третий вариант... - в глазах стажёра загорелась искра надежды. - Я могу попросить Генри приготовить теб...
[indent] - Нет! - выпалил стажёр, перебивая Мэтта, и выхватил у того из руки колбу. Своему товарищу-стажёру бедолага явно не доверял.
[indent] Калифорния с некоторым интересом следил за тем, как Эдвард пытался открыть колбу. От волнения руки вспотели, пальцы соскальзывали с пробки, поэтому процесс затягивался. Мешал делу и страх. Стажёр просто боялся, что налитое в колбу зелье сделает ему ещё хуже. Бедолага поднял взгляд на мучителя, и Мэтт нарочито зловеще улыбнулся. Пусть помучается!
[indent] Конечно, за то, что Эдвард припёрся на дежурство в столь отвратном похмельном состоянии, его стоило прибить пару раз. Но он, во-первых, осмелился прийти, а во-вторых, скоро мог понадобиться. Не так давно бригада колдомедиков трансгрессировала куда-то к пациенту, у которого будто бы отравление, и в ближайшие минут двадцать они должны доставить пациента. А значит, стажёр нужен в нормальном виде. А проучить и отбить охоту употреблять алкоголь перед работой можно и позже. Благо есть у Мэтта один интересный состав, который он именует не иначе чем "Утро понедельника". Дарит все прелести вчерашней пьянки на пять часов и тринадцать минут, противоядие же готовится три часа.
[indent] У Эдварда всё же вышло победить пробку. Всё ещё кося с недоверием на Мэтта стажёр осторожно понюхал содержимое. Поморщился, и недоверие сменилось укором. Ну не отдавать же зелье просто так, с простым травянистым запахом? Для себя - можно, для других - только с отвратительно-сладкой отдушкой, чтобы ещё часов восемь несло от исцелившегося розами и персиками. Другой отдушки в этот раз Калифорния не нашёл.
[indent] - Мерлин, какая гадость, - пробормотал Эд и залпом выпил, зажав нос. Замер, прислушиваясь к себе, а потом вдруг расслабился, чувствуя, как все неприятные ощущения пропадают.
[indent] - Приводи себя в порядок, у тебя пять минут.
[indent] Стажёр смылся, а Мэтт подошёл к стеллажу с противоядиями. Он не знал толком, кто и как отравился - лишь получил короткое сообщение об отравлении у пациента. Но требовалось хотя бы убедиться, что базовые зелья в наличии. Но здесь подчинённые не подвели, всё было в идеальном порядке - с ярлыками, на своих местах и в достаточном количестве. Если уложить пациента в ванную, то имеющегося хватило бы, чтобы утопить бедолагу. Впрочем, не всё из этого было лекарством, и на суммарный объём оказало значительное влияние наличие обеззараживающих средств в ёмкостях по галлону каждая.
[indent] Калифорния вышел в общий коридор и прогулялся до палат. Генри, уже знающий о том, что скоро прибудет новый пациент, вместе с колдомедиками готовил место. Пришёл заметно посвежевший Эдвард, благоухая розами и персиками. Присоединиться к общей суете не успел: появилась бригада целителей, доставивших пациента в отделение отравления зельями и растениями.
[indent] - Сюда тащите его, - распорядился Калифорния сразу.
[indent] Началась обычная рабочая суета.

Ночи после дежурства обычно вызывают желание упасть. Август приходит домой к семи и вырубается буквально через час. Он спит несколько часов, чтобы набраться сил, но не слишком долго, чтобы проснуться лишь к вечеру. Больше всего он не любил сбивать ритм, ведь тогда весь следующий рабочий день он будет варенный и ему будет сложно сосредоточится. Пай планировал зарыться в литературу, которую ему любезно прислали коллеги. Он все еще посвящал очень много времени изучениям иностранных практик, никогда не знаешь ведь, что может пригодиться. Да и он был в своем роди целительским гиком. Казалось бы вечер будет спокойным и можно было бы засидеться с чашкой пахучего чая, но в дом врывается патронус, заставляя забыть о всех планах.

- Была проблема, проверь, как Аланнис ей досталось, - ему два раза повторять не нужно. Август взмахивает палочкой, призывая свой саквояж с разными зельями, повязками и прочим. В Годриковой впадине он был несколько раз, поэтому знал место, куда можно было безопасно аппарировать. Август доходит до дома Аланис за считанные минуты. Стучит, но лишь из вежливости. Дверь буквально тут же открывает эльф.
- Аланнис, это Август. Ты где? Мужчина проходит внутрь. Аланнис он находит в гостиной и откровенно говоря количество крови ему совершенно не нравится. Он тут же открывает свой саквояж. - Что случилось? Один взмах палочки, чтобы определить количество потери крови и размер ранения. - Выпей вот это, и вот это, - он протягивает ей два зелья. После тонкими и четкими движениями палочки он промывает рану и начинает зашивать рану. Магические витки завораживают в какой-то мере.

- Тебя достаточно сильно потрепало, стоило бы пару дней отлежаться, - Август достает мазь и смазывает ей аккуратно затянутую рану. Это конечно еще совершенно не конец. Ему стоит понаблюдать, не слишком уж ему нравится, как выглядит эта рана. Ему нужно чуть больше информации о том, что произошло, чтобы полностью излечить ее.

[indent]Когда ему было лет пятнадцать-шестнадцать, Малфой полагал, что терпеть не может женщин с характером: не женское это дело – иметь характер. Однако довольно скоро он убедился в том, что хуже женщины с характером может быть только женщина без него. Люциус, безусловно, любил, когда ему безоговорочно подчинялись и не скрывал этого, он изначально не ждал от женщины ничего иного, и вместе с тем он терпеть не мог, когда умная и привлекательная особа, стоило ему проявить к ней маломальский интерес, на глазах превращалась в лучшем случае в жеманную кокетку, а в худшем – в безвольную куклу, с которой он мог делать абсолютно все. Широко распахнутые глаза, взволнованное трепетание ресниц, чуть приоткрытые губки, тысячи мелких ужимок – mille petites grâces… Все это, судя по всему, по мнению женского пола, должно было производить на мужчин – на него! – самое выгодное впечатление, оказывать le meilleur effet possible, однако подобный метод обольщения был ему, человеку в свои девятнадцать лет уже достаточно искушенному, раздражающе неприятен. Или еще хуже. 'Oui, Lucious. Comme tu le diras, Lucious. Bien sûr, Lucious. Tout ce que tu veux, Lucious'. От переизбытка этой кошмарной французской кроткости у него, у Люсьюса, сводило скулы. Пожалуй, это могло бы звучать сексуально, если бы было игрой, но, к сожалению, игрой это не было, поэтому, едва заслышав эти жалкие, почти рабские интонации, он как правило учтиво целовал смущенной mademoiselle руку и прощался навсегда.
[indent]Что касается Нарциссы Блэк, то у нее характер, безусловно, был. Нарцисса Блэк не была ни жеманницей, ни куклой. И когда Люциус думал об их браке, запланированным под Рождество, он не то чтобы радовался этому ее достоинству, но во всяком случае испытывал нечто вроде облегчения, потому что благодаря этому у них был шанс если не на счастливую семейную жизнь, то хотя бы на достойный союз. Однако Нарцисса, несмотря на весь свой ум и вкус, оставалась une coquette, причем кокеткой она была, в лучших традициях чистокровной аристократии, весьма опасной. Она собирала вокруг себя мужчин, и за считанные мгновения эти мужчины – многих из которых он знал, и многие из них были умнейшими, талантливейшими людьми – превращались в ее лакеев. Они одаривали ее цветами, словно Флору в период флоралий, подносили ей охлажденное шампанское и швейцарский шоколад, весело смеялись над каждой ее шуткой, захлебывались в комплиментах и порывах собственного вдохновенного острословия, в общем, вились вокруг нее, словно любимые левретки, и выполняли ее капризы прежде, чем она успевала их выдумать.
[indent]Нравилось ли ему это? В целом – да. Его будущая супруга должна быть лучшей. И к тому, что другие мужчины охотно признавали ее совершенства, Малфой относился благосклонно. Пускай восхищаются – почему нет? Кроме того, он не видел проблемы в том, что Нарцисса сознает собственное превосходство и пользуется им. Он вообще не понимал женщин, которые недостаточно ценили самих себя, и не считал разумным пытаться поддерживать то, чего нет: раз женщина по каким-либо причинам, в силу природных свойств или же жизненных обстоятельств, к своему совершеннолетию не обрела уверенности в себе, то он, excusez, ничем не мог помочь. Никто не мог помочь. Его невеста, напротив, скромностью не страдала – и слава за то мистеру и миссис Блэк, Мерлину, Богу, в общем, кому-нибудь. Но все же… Но все же его удивляла ее беспечность. Она была помолвлена, и он присутствовал в зале, в то время как она продолжала вести себя так, будто была совершенно свободна. Что это – ветреность? безразличие к нему? попытка заставить его ревновать? По большому счету его это не интересовало, это было ее дело, но, наблюдая за ней, Малфой невольно задавался вопросом: действительно ли она хотела выйти за него замуж? Меньше всего она походила на девушку, которая хочет выйти замуж. Между тем, если она все-таки хотела, то ей следовало бы быть осторожнее.
[indent]Что ж, на ее счастье он не был ни ревнивым, ни обидчивым. И его гордость при виде флиртующей с другими мужчинами невесты тоже ничуть не страдала. Нарцисса лишь развязывала ему руки. И в отношениях с прекрасным полом – он и сам был не прочь с кем-нибудь пофлиртовать, и в отношении нее самой. Сегодня она невеста, завтра – нет. Невольно забавляясь, Малфой все ждал, как какой-нибудь из ее поклонников наконец решится на дерзость: на поцелуй, например. А она ему легкомысленно ответит и тем самым совершит une erreur fatale. Он-то ее поцелуями не баловал. Как тут устоять? Один из тех пронырливых журналистов, которые вечно не дают покоя, непременно заснимет сей дивный момент, и, как следствие, невеста будет скомпрометирована. А он тут же сделает вид, что смертельно оскорблен, заявит, что никак не может жениться на женщине, чье сердце отдано другому, ему совесть не позволяет, и все старания последних лет обоих семейств, в особенности ее семейства, пойдут прахом.
[indent]N'est-ce pas adorable?
[indent]Но он это все, конечно, не всерьез. Так, вздор. Des rêves. Нарцисса, хоть и была кокеткой и иногда производила впечатление особы донельзя непостоянной, прекрасно знала, чего хотела, и не делала de bêtises franches. Однако если до Рождества его все-таки вызовет на дуэль ухажер, распаленный ее кокетством, он не удивится. Причем нисколько. Он даже не моргнет. Большинство поклонников, хоть и были ею увлечены, были людьми практичными и не желали портить с ним отношения (какие уж тут дуэли), однако, к его удовольствию, dans les yeux de certains, il a vu une véritable colère.
[indent]С ним она, кстати сказать, тоже не забывала кокетничать, но Малфой знал Нарциссу с детства, как и многих других чистокровных слизеринок, кроме того, он так привык к постоянному флирту, что большую часть стрел, пущенных, чтобы пронзить его сердце, преспокойно пропускал мимо груди, ушей, пяток и всего прочего. От греха подальше. Однако сегодня, сейчас, оставшись с ней наедине и услышав откровенную насмешку в ее голосе, он невольно на ней сосредоточился и с удивлением констатировал: она настроена как никогда решительно. Интересно, к чему бы это? И с каких это пор она стала с ним так дерзка и смела? Ну да неважно, оно и к лучшему, ему главное, что не скучно.
[indent]Стоило ему отпустить ее, как Нарцисса повернулась к нему лицом и медленно, с неожиданным трепетом, полным неизъяснимого очарования, подняла на него свои пронзительные голубые глаза. Будь он кем-то другим, он бы невольно отступил на шаг – от этих глаз и от того, что Нарцисса стала непозволительно близко, между ними почти не осталось расстоянья, однако Люциус не увидел в этом смысла: женщины то и дело нарушали его личное пространство, он привык, в этом не было для него ничего особенного.
[indent]– Так и есть, – с прежней мягкой интонацией и без ложной скромности сказал он в ответ на комплимент.
[indent]Ее восхищение было ему приятно, и он не скрывал этого. Есть вещи, которые не нужно скрывать.
[indent]А потом она произнесла то, что его действительно удивило, удивило настолько, что это отразилось на его обычно бесстрастном лице – светлая бровь изящно изогнулась, а затем стремительно взлетела вверх.
[indent]"Прости, я не ослышался? Ты хочешь показать мне, где моя спальня? Ты хоть понимаешь, как это звучит?" – чуть было не сорвалось с его языка, но Малфой сдержался и промолчал. Промолчал потому, что понял почти мгновенно: во-первых, со слухом у него все в порядке; во-вторых, она сказала именно то, что хотела; в-третьих, Нарцисса прекрасно знала, как это звучит. Интересно. Нет, действительно интересно. Люциус усмехнулся, почти не отдавая себе в том отчета, а потом сказал так же просто и ясно, как говорил все остальное:
[indent]– Ну покажи, будь добра.
[indent]Разумеется, он мог бы мягко ее осадить. Например, со скучающим видом сказать, что он весьма благодарен ей за проявленную заботу, но провожать его до спальни – святая обязанность домовых эльфов. Или он мог заявить, что в этом нет необходимости, поскольку он прекрасно ориентируется в поместье и, пожалуй, ничуть не хуже нее осведомлен о том, где расположены приготовленные для него гостевые комнаты. Или… Да мало ли! Но Малфой не сделал ничего из этого. Хотя бы потому, что с такой Нарциссой он еще не сталкивался, и ему вдруг стало ужасно, невыносимо, почти до одури любопытно. Она сверкала глазами и пленительно улыбалась. Она абсолютно бесстыдно, как будто так и надо, к нему прикасалась, и в ее прикосновениях больше не было детской невинности. Глядя на нее, Малфой понимал совершенно отчетливо: ему лучше придерживаться прежней линии поведения – сохранять дистанцию. Однако им уже овладело то самое чувство, за которым он всегда следовал без раздумий. Именно это чувство заставляло его дерзить Эрни Прэнгу. Именно это чувство привело его к Лорду. Именно это чувство погубило кошку. Именно это чувство – он знал это точно – однажды погубит и его. Однако он не имел привычки пропускать все самое интересное из-за неопределенных предчувствий. Это как-то… не по-мужски, что ли. Да что там не по-мужски… Это – не по-малфоевски.

Завидев толпу там, где ее не должно было быть по всем законам логики, Ирма с опаской останавливается. Она являлась частым гостем на черном рынке, но не то, чтобы хотела, чтобы об этом знали вообще в с е. А именно столько людей здесь сегодня и было, словно вся магическая Британия решила собраться в одном из самых опасных и обычно нелюдимом месте Лондона. Первой мыслью было развернуться и уйти. И в любой другой ситуации она бы так и поступила, чтобы прийти позже, когда обстановка станет поспокойнее и все вернется на круги своя, но именно сегодня сделать так она не могла. В ее сумке лежала древняя книга, пропитанная темной магией настолько, что Ирма буквально ощущала ее кожей и ощущение это было не из приятных. Книга была голодна. Ее обложка была обтянута потемневшей от времени и количества прикосновений кожей, о бывшем хозяине которой Ирма старалась не думать. Страницы книги, испещренные мелкими буквами бурого цвета, хищно и едва заметно вибрировали, готовые в любой момент резать пальцы неосторожных читателей. Книга требовала крови и утолить ее жажду было вопросом безопасности, как самой Ирмы, так и учеников Хогвартса, которые нет-нет да и забредали в Закрытую секцию, несмотря на все меры предосторожности, которые Ирма, как библиотекарь, пыталась предпринимать.

- Тише, скоро будет обед, - она мягко поглаживает книгу сквозь плотный кожаный бок своей сумки, разговаривая с той, словно та была живой и разумной.

Впрочем, так оно и было. В некоторых артефактах магии было столько, что они начинали обладать своим собственным характером и настроением. У них появлялись свои потребности и методы их удовлетворения. И потребности этой книги были стары, как мир, а характер - прескверным. И, если сама Ирма еще могла бы отодвинуть момент "кормления" на более подходящий, то книга ждать не собиралась. Ирме приходилось лишь слышать о последствиях того, что сотворила проголодавшаяся книга, которую не напоили кровью вовремя, в прошлый раз, и видеть это воочию Ирма не желала. Потому она исправно удовлетворяла жажду книги, поначалу делясь с ней своей собственной кровью, считая это наиболее безопасным и удобным вариантом. Одна-две капли из проколотой подушечки пальца решали проблему на пару месяцев, но чем больше проходило времени, тем более жадной книга становилась. Ирма начала экспериментировать с кровью различных видов волшебных существ и методом проб и ошибок пришла к выводу, что именно кровь ре-эма нравилась книге больше прочих и утоляла ее голод на добрых шесть-семь месяцев к ряду. Проблема была только в одном: кровь ре-эма была настолько редкой, что не находилась в свободной продаже почти никогда, а, если такое чудо и случалось, то стоила она огромных денег. К счастью, Ирме удалось объяснить целесообразность таких затрат директорскому составу и попечительскому совету Школы, да и у профессора Слагхорна в Хогвартсе обычно находились небольшие запасы ингредиента, которые Ирма могла использовать. Но только не в этот раз. В этот раз буквально все пошло не так. И потому Ирме пришлось отправиться на черный рынок, чтобы отыскать запрещенный к открытой продаже элемент этой странной пищевой цепочки, а книгу взять с собой - не могла она оставить ее в таком состоянии в библиотеке, как и отдать на попечение профессора защиты от темных искусств тоже - тот не обладал столь же лояльным отношением к темным артефактам и книгам, как Ирма, которая любила их какой-то иррациональной любовью, а потому профессор ЗОТИ, как правило, предлагал работающие, но радикальные меры обезвреживания в стиле "Спалить ее в адском пламени и черт бы с ней".

- Ладно, - Ирма выдыхает, натягивает капюшон мантии на голову и уверенным шагом следует к лавке, в которой привыкла закупаться, проходя мимо стайки молодых волшебниц, что звонким смехом оскверняли сакральную природу Лютного переулка, не терпящего подобного отношения к себе, - потерпи, если не найду твое любимое блюдо, скормлю тебе их, - книга дергается в сумке и Ирма крепче хватается за лямку руками, чтобы не дать той упасть с плеча.

ваш пост

ваш пост