То чувство, когда на тебя пристально смотрят, неотрывно, сверля взглядом, будто проделывая дыру во лбу, его сложно с чем-то спутать. Неприятно осознавать, что за тобой следят, а ты ничего с этим поделать не можешь, потому что источник беспокойства находится вне поля зрения.
Амикус огляделся, смерив окружающее пространство любопытным взором, перегнулся через подлокотник массивного кресла, заглядывая за спинку, но перед ним предстало лишь многообразие книжных полок. Пальцы сами собой накрыли волшебную палочку, машинально ее обхватывая, только вставать и отправляться на поиски наблюдателя, Кэрроу не торопился.
Портреты - те еще шутники, некоторые из них даже соревнуются друг с другом в том, кто обесцветит больше голов и станет причиной большего количества седых волос. Амикус готов был поспорить на ящик выдержанного французского коньяка, не важно откуда позаимствованный, что если бы это было в их власти, на рамах давно появились бы зарубки, а под портретами памятные надписи с заслугами и регалиями: "Шесть заик, пятерых прошиб холодный пот, для восьми жизнь больше никогда не станет прежней, два соскока (на ошибках учатся), седые все..."
Бегло оглядевшись еще раз, Кэрроу понял, что ему не нравилось помимо подозрительного чувства, всё больше нагнетавшего обстановку, - полное отсутствие портретов.
Ненормально пустые стены знакомого помещения ухудшали положение дел в разы, захотелось тут же сорваться с места, но странные ощущения дополнились ломотой в челюсти и непривычным ракурсом видимости. Когда сонные глаза открылись полностью, Амикус обнаружил перед собой лапы, лишь пара дюймов дубовой столешницы отделяла нос волшебника от когтей, над которыми возвышалась вся остальная сова, буравящая пристальным взглядом лохматую голову.
Не совсем соображая спросонья, что происходит, парень заорал так, что гипно-сову должно было припечатать к окну, в которое она только что влетела.
- А может не только что, - эта мысль выдернула из объятий Морфея окончательно, - сколько она тут сидит? - сову маг узнал безошибочно, несмотря на прогнозы, птица даже не шелохнулась, застыв на столе, будто приклеенная, ненароком подумалось, а не чучело ли это. Надо отдать Лестрейндж должное, посыльные, отправлявшиеся к этому адресату, все как на подбор были с нордическим характером и стальной выдержкой, кому как не Беллатрикс знать, насколько этот мальчик любит поиграть с пернатыми.
- Психика ни к черту, - устало растерев всё еще ноющую челюсть, Кэрроу запоздало глянул на стену, убеждаясь, что портреты висят на своих местах, и забрал конверт у охотно отдавшей его совы, теряя к ней всяческий интерес, потому как эта реакция была единственной, которой от нее удалось добиться.
Уже третью неделю важнейшее событие, одно упоминание которого будоражило и заставляло кровь закипать, находилось в подвешенном состоянии. Умом в такие моменты понимаешь, что надо сидеть и терпеливо ждать, и Амикус ждал, но нетерпеливо. Долгое, тянущееся, гнетущее ожидание утомляет почище физического труда, о котором парень имел весьма призрачные представления, в отличие от уже набившего оскомину слова "жди". Письмо, оказавшееся в руках, стало как отдушина. Заранее догадываясь о его содержании, надеясь, что догадки оправдаются, он пробежался по строкам взглядом и, словно не доверяя собственным глазам, проделал тот же путь пальцами, поглаживая шероховатый пергамент и улыбаясь: "Наконец-то."
Три долгих недели не прошли бесследно. Если в начале испытания терпением Амикус мог твердо сказать, что труп Алекто, той, с кого это всё началось, жаждет видеть больше, то сейчас даже растерялся бы, если бы возникла необходимость выбирать. То, что сделала Моргана, - называть это существо матерью язык не поворачивался даже мысленно, - не лезло ни в какие ворота, не укладывалось в голове, здравый смысл остался где-то далеко за горизонтом, а наивная уверенность этой женщины, жить больше не достойной, в том, что происходящее нормально, лишь подлила масла в костер разгорающейся ненависти. Будто весь мир сошел с ума.
Слава Мерлину, не весь.
Амикус посмотрел на Беллу, предлагающую продолжить "вечеринку" и прикончить ненавистную Стеф, и на том месте, где должно было находиться сердце, потеплело. Почти каждый день она пыталась извести хитроумную бестию, прикидывающуюся блондинкой, и это привносило в суетное бытие многонаселенного поместья хоть какую-то стабильность.
Перед важными событиями в голову всегда лезут дурацкие мысли, по крайней мере в кэрроусскую так точно, но одно лишь упоминание Борджина отрезвило почище ведра холодной воды, вылитого на голову. Вот чье тело должно было рухнуть бездыханным мешком в первую очередь, желательно, на руки Морганы, в совсем идеальном варианте, отдавив их.
Время продолжает тянуться, так всегда, когда чего-то очень ждешь, пять минут превращаются в вечность, кажется, что долгожданный момент уже никогда не настанет, и усталость от ожидания дает свое. Остается надеяться, что недавний сон отпустил до конца, и это всё не игра воображения. От этих мыслей по спине пробегает нехороший холодок.
- Это твой дом, мой мальчик, и твоя мама нас наверняка заждалась, - слышать в этом предложении "мама" для Амикуса также неестественно, как для Беллы это произносить, он слегка наклоняет голову, дабы мазнуть губами по теплой ладони, так кстати поглаживающей щеку, и коснуться в невесомом поцелуе. Все и так знают, кто тут чего-то достоин, а кто жалкая предательница, но он все же добавляет, - это мой дом, - обесценивая остальную часть предложения и списывая её в утиль, как скоро спишут Моргану.
Костяшки пальцев касаются двери и отчеканивают ровные удары, но мнимые затворники не спешат демонстрировать гостеприимство, приходится постучать так, что содрогнется даже мертвый.
- Амикус, - очень хочется съязвить в ответ, но Амикус, чувствующий себя так, будто его имя пожевал дементор, понимает, что это не самое подходящее время для театральных постановок. Какая бы то ни было веселость улетучивается моментом, ее сменяет глубокое чувство омерзения.
- Спасибо, что не "сынок", - чуть не срывается с языка, и он бесцеремонно, по-хозяйски проходит внутрь. Отчий дом должен навевать мысли о прошлом, пробуждать воспоминания, затрагивать ностальгические струны предположительно души, ничего этого нет, словно закрыто черным квадратом колдоцензуры, единственное, что можно тут сделать, это плюнуть. Ни к чему не хочется даже прикасаться, некогда красивое убранство покрыто слоем пыли, а возможно и плесени, слава Мерлину, отец этого не видит. Одного взгляда на Беллу хватает, чтобы отогнать от себя дурные мысли и выйти из затхлого оцепенения.
- Твой хмырь пропил моих эльфов? - Амикус смотрит сквозь Моргану, будто обращается к стене, и подцепляет паутину палочкой, уверенно сжатой в ладони, - или вы их съели? - вступая в светскую беседу, он медленно роняет паутину на пол и вырисовывает мыском ботинка крестовидные узоры.
Расслабленность только мнимая, и в тот момент, когда учтивая любезность Беллы сменяется двумя такими привычными словами, рефлексы и боевые навыки дают о себе знать:
- Экспеллиармус, - палочка вылетела из рук Морганы еще до того, как та успела хотя бы подумать о том, о чём такие как она думать права не имеют. Амикус посчитал нужным эту мысль озвучить, донести, вдолбить в глупую голову, когда истошный вопль стих, - даже думать об этом не смей, - он отчеканил эти слова, вкладывая в каждое из них толику ненависти и неприкрытой злобы, - не в твоей компетенции, - желание оскалится в этот момент сдерживать невозможно, да и не нужно.
Миссис Яксли, предоставившая Моргане путы поддержки, периодически залипала, то выныривая, то снова дрейфуя на волнах собственных мыслей, у многих сегодня был особый настрой, у всех по разным причинам, но был.
Кэрроу очень странно на неё посмотрел.
Веселая эстонка, сходу заявившая, что умирать и убивать она сегодня не намерена, вызывала положительные эмоции, несмотря на то, что веселой была весьма условно. И уж точно ни её, ни Николу, не говоря о Беллатрикс, Амикус не хотел видеть в состоянии Борджина. От чего лик Морганы, которую в данный момент можно было читать словно открытую книгу, просил исказить себя пыточным проклятием еще больше.
Переступив через Рафаэля словно через мешок с мусором, еле сдержав желание вытереть о него перепачкавшиеся о затхлый пол подошвы, он подошел к женщине, которая давила из себя бессмысленный героизм. Готовый перехватить инициативу, что калечащим проклятием, что острым словцом, парень ждал, пока Белла размажет Моргану морально.
- Обыщите дом, найдите это позорное отродье, - Амикус еле заметно кивнул и без раздумий направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Проходя мимо места, где валялась палочка Морганы, он не преминул на нее наступить, убирая ногу лишь после того, как услышал характерный хруст, и не оборачиваясь устремился дальше.
Верх поместья обнаружился в еще более плачевном состоянии, чем низ, Кэрроу пообещал себе, что простерилизует этот дом, пропитавшийся грязью и предательством, простерилизует несколько раз, всё, вплоть до стен и штукатурки, как только с теми, кто довел его до такого состояния, будет покончено.
- Кажется, я знаю, где она, - Амикус посмотрел на Николу дурными глазами, предвкушающими расправу, и указал на дверь, в которую он некогда входил с совершенно иными целями.
- Бомбарда! - парень слишком хорошо знал этот дом и не сомневался, что Алекто в курсе их приближения, поэтому не отказал себе в удовольствии войти с фанфарами.
