[indent] Марселин теряет Винни в толпе почти сразу. На вечеринках вроде этой Трембли было тяжело уследить за всем — волшебники набивались в маленькое помещение бара как селёдки в ведро, а воздух покидал помещение уже через минуту после того, как всех согнали на танцплощадку кружиться под очередной трек группы ABBA. Ей не следовало приходить сюда зная, что завтра наступит понедельник и уже в восемь утра ей снова нужно будет стоять в дверях аврората, бодрой, трезвой и отнюдь не стерильной, хотя это была именно та стадия, до которой они планировали напиться, словно настоящие безумцы. Волшебница старалась не думать о том, что возможно её расследование никогда не приведёт к тому, что руки матери снова обхватят её плечи, о Джеке, который объявил о своей помолвке в день, когда она решила открыть ему свои чувства и о Виннетии, что пропала где-то среди танцующих наполовину-пьяных тел, наверняка, ведомая ритмами «Waterloo». Но даже в столь шумном месте, её мозг закипал и мысли заглушали нотки песни, сводя с ума. С этим точно нужно было что-то сделать  — сжечь снегопады кострами шампанского, выбраться из депрессивного коматоза и притвориться счастливой до момента, пока сама не поверит в эту самую грандиозную ложь в собственной жизни.

[indent] Марселин теряется в музыке. Растворяется в музыкальной импрессии звуков, поднимая обе руки вверх и смешиваясь с толпой в зажигательном ритме диско. В какой-то момент даже прикрывает глаза, касаясь собственных волос и рук, всецело отдаваясь этому мотиву, прежде, чем понимает, что это за композиция. Несмотря на довольно подвижную ритмику мелодии, текст врезается в подкорку мозга и заставляет глаза вновь наполниться слезами. Promise to love you forevermore. Уж будь она сейчас дома, наверняка, сломалась бы — несмотря на такие же томные обещания, прямо как в этой песне, всем им суждено было притвориться в слёзы пролитые в ночном перечитывании его писем и обильного выливания их океанами на открытку-приглашение на свадьбу. Это просто дружба, дружба, которой подошёл конец.

[indent] Марселин теряет себя с каждым прожитым днём в Британии. Британия — жестокая сука, отобравшая у неё любовь, надежду, мечту…. Маму? Драккл дери этот проклятый Лондон на его Темзах, будь он стёрт с лица Земли одним безоблачным утром. Толпа приходит всё в больший кураж и заметно меняется в настроении, унося девушку чуть ближе к пульту-музыкальному центру, с которого управляет местный заводила. Трембли чувствует, как лёгкие начинает сдавливать приступ паники — стены словно сужаются, стискивая их всех ещё теснее, а всё происходящее вокруг напоминает кошмар, который преследует её каждую ночь — бесконечные толпы незнакомцев с размытыми лицами сменяются деревянной коробкой без выхода с сырой землей, ссыпающейся на неё сверху, пробивающейся через деревянные доски, путающейся в каштановых волосах, и воздух стремительно заканчивается. Драккл… Драккл… О, нет!

[indent] Кое-как протиснувшись в сторону прохода, ведущего к уборным, девушка судорожно сглатывает и закрывает глаза, стараясь отделаться от ощущения, что всё вокруг резко схлопнется до крошки-сингулярности и взорвётся, словно одна из шипучих конфет из Зонко. Нужно срочно найти Флетчер и бежать. Она действительно погорячилась и ей нужно было остаться дома. Судорожно перебирая варианты, куда могла пропасть подруга, Трембли застывает в проходе и кто-то из танцующих налетает на неё, обрызгав белый кроссовок странным пойлом из красного стаканчика.

[indent] — Смотри, куда пхнешь, — выдыхает девушка, готовая повысить голос ещё громче в любую минуту, чтобы выразить недовольство излишне счастливому проходимцу, — Хотя стой, подожди, ты не видел Винни?

[indent] — Винни? Я… Кажется она… у бара или на втором этаже. Хей, кто такая Винни? — Марси кивает головой, выругавшись на саму себя за то, что вообще решила завести диалог с идиотом. Мысль, что нужно поторопиться, стучит в ушах набатом и внутри её нарастает колючая тревога — а что, если её там нет? Ну уж нет, не найдись она за стойкой, я всё равно сбегу.  С надеждой и тревогой в сердце, аврор направилась в сторону напитков, маневрируя среди танцующей толпы, словно корабль в шторме. Винни могла оказаться где угодно — отбиваться от назойливых флиртующих магов или просто забыть о времени в глубоком разговоре с кем-то, кто оказался более интересным, чем танцы под хиты минувшых лет.

[indent] Вместо Флетчер, около барной стойки, её путь вновь пересек кто-то другой и это начинает недюжинно раздражать. На этот раз это был высокий парень с мягкими кудрями волос и яркими зеленоватыми глазами, выглядевший как будто только что сошёл со страниц модного журнала, которые девушка никогда не держала в руках. Марселин подняла бровь, чувствуя, как раздражение начинает кипеть внутри неё лава в жерле Охос-дель-Саладо. Потому что он… клеится? Поднимая бровь выше, чтобы скептически осмотреть незнакомца, девушка резюмирует практически сразу.

[indent] —  Польщена, но не заинтересована, ― отвечая с ноткой сарказма в голосе, она бросает взгляд через его плечо и щурит глаза, стараясь рассмотреть людей позади него, ― Я не настроена на флирт сегодня, завтра и вообще в этой жизни. Винни не видел? Если ты не можешь помочь, то пожалуйста, с дороги!

- Тебе не надоело? - в голосе брата звучала плохо скрываемая скука и даже раздражение, - смотреть на этот дом издалека каждый раз? Не пора ли забыть про него?

- Забыть про наш дом? - Ровена не собиралась забывать, она собиралась сделать все, чтобы мачеха, которая когда-то украла его у них, однажды о содеянном пожалела.

- Он уже давно не наш, - Лео устал и больше не планировал это скрывать, - а наш новый дом меня устраивает ничуть не меньше.

- Их даже нельзя сравнивать, - огрызнулась Ровена, которая потом и кровью заработала на небольшой домишко в Косом переулке на две спальни, в котором они ютились с Лео последние года, но считала, что эта хибара недостойна называться домом.

Лео заслуживал большего. Лео заслуживал лучшего. Лео заслуживал получить то, что принадлежало ему по праву. И то, что сам он этого не хотел или не понимал, Ровену ужасно злило. Она не собиралась дать ему закопать себя и делала все, чтобы вернуть им обоим наследие их семьи. Ушлая и хваткая Жюстин Марат, охомутавшая Осберта Веридиана, смогла провести его, но не Ровену. Ровена знала всю правду об этой женщине и понимала, что та не способна осознать ценность всего, что умудрилась урвать. Для не это была просто роскошь, которой она до этого никогда не знала, деньги, побрякушки, статус. На самом деле, все это было гораздо большИм. Это было наследие. История. Воспоминания. Это были многие-многие жизни предков Ровены, которые требовали почтительной памяти и уважения. Могла им все это дать Жюстин, которая, кроме светских раутов и балов, ничего в своей жизни не видела? И ни о чем, кроме цены на очередное платье, не заботилась? Конечно, нет, драккл ее дери. Наверное, именно поэтому приглашения на все мало-мальски приличные мероприятия, которые раньше десятками шли на имя Осберта, продолжали приходить на имя его старшей дочери, а не жены.

- Кстати, ты занят сегодня вечером? У меня есть пригласительное на закрытую выставку картин современных художников, хочешь быть моим плюс один? - Ровена спрашивала из чистейшего приличия, прекрасно зная, как именно относился к высшему свету и всем его "шабашам" Лео.

- Мерлин упаси, возьми лучше Уолли, - Ровена прыснула смехом, представив, как тащит вместе с собой в галерею упыря, живущего у них на чердаке, и поняла, - он в этом и то больше разбирается, чем я.

- Ладно, как скажешь, - она не собиралась настаивать или искать другую компанию, ее вполне устраивало посещать подобные мероприятия в одиночестве, хотя, конечно, брату Ровена была рада везде и всегда, - погуляй сегодня с псами, пожалуйста, я вернусь поздно.

- Просто хорошо отдохни.

Она обернулась на их отчий дом напоследок и в ее взгляде было столько тоски и грусти, что Лео не смог сдержать рваного вздоха и обнял сестру за плечи, уводя ее прочь. Прошлое должно было остаться в прошлом, считал он. Жюстин Марат, в замужестве Веридиан, еще получит свое, думала Ровена.

***

- Думаю, вы лукавите, - ответила Ровена, едва заметно вздрогнув в момент, когда услышала мужской голос, неожиданно раздавшийся у нее над ухом, - если верить последней рецензии на эту картину, критикам она тоже не слишком понравилась, - Ровена улыбнулась, встречаясь взглядом с высоким привлекательным мужчиной, в голубых глазах которого плясали отблески то ли свечей, которых в этой галерее было великое множество, то ли внутренних помыслов, - и все же, считаю, они к вам несправедливы. Картина прекрасная. В ней чувствуется эмоция, а это главное, не так ли?

Ровена любила искусство и даже немного в нем разбиралась, в их родовом поместье хранилось много ценных картин и предметов искусства, но от современных творцов была далека. Она знала имя автора лишь потому, что прочла его имя в программе выставки. И потому протянула руку, чтобы поздороваться и представиться, предполагая, что уйти, не познакомившись, в данном случае было бы не слишком вежливо.

- Ровена Веридиан, приятно увидеть не только творение, но и его творца, - произнесла она, глядя в лицо и ловя себя на мысли, что ощущает непривычное для нее волнение.

Они провели вместе остаток вечера. И Ровена даже не заметила, как быстро открылась этому мужчине, как легко согласилась на танец, а потом на еще один, и все остальные последующие. Он окружил ее вниманием и она, словно мотылек, летящий во тьме на огонь свечи, не замечала более никого. Не видела ничего другого, кроме его лица, его льдистого цвета глаз, не обращала внимания ни на что иное, кроме тепла его уверенной, крепкой, но в то же время осторожной руки. Он вел ее в танце, в беседе и по направлению к выходу из галереи, когда вечер подошел к концу. И Ровена покорно и смело следовала за ним, не задумываясь о том, что они познакомились всего пару часов назад и она ничего о нем не знала.

Ничего, кроме имени, - поправила она мысленно сама себя.

Которое может быть псевдонимом, - тихо вторил ей внутренний голос, но к нему Ровена уже не прислушивалась и доводы его остались не замечены.

[indent] Прошло уже больше часа после того, как рука Риты Скитер коснулась Магической Конституции, после чего её сердце больше никогда не билось спокойно — впрочем, о том, было ли это после того, как её статью напечатала «The New York Ghost» или после закрытия дверей заседания о клевете, которую со слов МАКУСА распространяла журналистка можно было ещё поспорить. Она должна была быть сильной, независимой и уверенной в себе как никогда, но бурное море эмоций страха и неуверенности разливалось внутри с каждым новым зачитанным обвинением. Сидя за дубовым столом, Рита ощутимо волновалась, искоса поглядывая на своего адвоката с надеждой, словно тот был по меньшей мере спасателем на пляже её бурных сомнений  — она так и не рискнула уточнить у Арчера было ли это дело первым громким в его карьере, и готов ли он к тому, что её отправят за решетку, запятнав безупречную репутацию этим провалом? Встреча с ним произошла всего несколько часов назад, и несмотря на то, что его присутствие придавало ей некоторое ощущение безопасности, все её внутренности сделали сальто, когда её призвали к ответу. Новые обстоятельства, запутанный и чрезвычайно короткий разговор перед заседанием и безумие всей этой ситуации смешались в её голове как какой-то безумный алкогольный коктейль, создавая туманную пелену, через которую ей пришлось пробираться, чтобы спрятать тревогу в нагрудный карман пиджака. 

[indent]  — Мисс Скитер, вы обвиняетесь в клевете по статье за 16 июня 1971 года, в которой вы утверждаете, что МАКУСА скрывает коррупцию, связанную с восстановлением квартала после Гриндевальда. Вы заявляете, что цены на восстановительные работы превышают рыночные на десять раз. Как вы можете опровергнуть эти обвинения? — звучал голос представителя суда и девушка поежилась, роняя голову в руки и целых тридцать секунд потратив на то, чтобы прийти в себя, подняла голову на Эвермонда. Адвокат ответно поднял взгляд на Риту и молча кивнул, словно поддерживая её мысли. Его уверенность, казалось, переполняла комнату, но слова обвинения прозвучали как грозовые раскаты, нарушающие тишину зала.

[indent] — Ваша честь, я лишь выполняла свою профессиональную обязанность как журналист, информируя общественность о важных событиях. Мои источники надежны, и я уверена в их правоте как никто, — произнесла блондинка, поднимаясь и стараясь передать в своём голосе уверенность, которая покидала её с каждой минутой нахождение в зале, испаряясь из тела вместе выступившими каплями пота на лбу. 

[indent] Очередной вопрос, подобно молнии, разрядился в зале, заставляя её поёжиться и на миг придвинуться ближе:

[indent] — Но почему вы не представили никаких доказательств своих утверждений? Почему вы не можете раскрыть имена ваших источников?

[indent] Рита почувствовала, как сердце начало биться ещё сильнее, прилившая кровь била в ушах набатом, несмотря на всеобщее смятение и жар внутри — руки словно лишились всего тепла, задрожав от натянутых канатами нервов.

[indent] — Ваша честь, это так, но….  — она метнула быстрый безумный взгляд на своего адвоката, все ещё безмятежно оглядывающего зал и судью и с запинкой продолжила….. — Мои источники находятся под защитой… и…. Это не так просто, они...

[indent] Она не могла раскрыть перед судом собственную тайну, что начала практиковать анимагии в форме жука ещё в Ильверморни и во многом преуспела, после чего и смогла добыть несколько доказательств, пройдясь по ним взглядом с фотографической памятью. Недостаток магии новичка на начальном уровне вовсе не предполагала возможности пронести их через двери Министерства в форме жука. Все же это была довольно сильная магия, а ей было всего двадцать. О этом маленьком нюансе при честном разговоре с адвокатом часом ранее она тоже умолчала, или попросту не успела сообщить — так она тешила себя мысленно. Засмотревшись на Арчера Эвермонда в поисках поддержки, всё о чем мечтала Рита Скитер это о волнующем её юную душу горячем и воодушевляющим "Протестую" из его уст, что наконец-то освободит её от ответа на этот идиотский вопрос. В зале стояла тишина, словно все присутствующие задержали дыхание, ожидая следующего хода. Рита чувствовала на себе взгляды всех зрителей, как будто их взоры проникали сквозь неё, раскрывая каждую её слабость и сомнение. Заседание ощутимо затягивалось и для одного дня она уже и без того послушала и сболтнула достаточно. 

[indent] Только бы им оказаться наедине, чтобы обсудить всю стратегию прежде, чем на её хрупких руках замкнуться кандалы. Умоляю, умоляю, умоляю. Протестую? Ну неужели я так много прошу?

Появление Лиссы в жизни Биллиуса в новом статусе изменило многое. Он теперь не сидел до ночи в офисе, желая к ужину быть дома. Не искал дополнительной работы на выходных. Из его жизни вышли все клубы, бары, вечеринки. И он ни чуточку по ним не скучал. Он проводил с ней все свободное время, и хотел провести еще больше. Подопечные с легкой улыбкой говорили, что он стал добрее. Биллиус на это лишь подвалил им работы, возможно, он стал добрее, но все такой же требовательный и не любит тех, кто отлынивал. Дела в журнале шли вверх, они все так же были на верху продаж не только в Англии, но и в Европе. Грядущий в 1982 году чемпионат мира медленно, но верно подогревал интерес. С последнего чемпионата сменились несколько центральных игроков. Например, звездный ловец французской сборной ушел на пенсию, а место в сборной теперь спорно между тремя молодыми ловцами ведущих команд. Волшебники хотели сплетен, последние итоги игр и прочее. А значит у Биллиуса и его команды было достаточно работы. Закрытые границы, увы не помогали работе, но у его маленького штаба во Франции было достаточно работников, чтобы продолжать держать журнал в топе.

Биллиус договорился пообедать с Лиссой, поэтому он желал закончить дела пораньше. Только вот вселенная похоже решила иначе. Он пробегал глазами по новой статье, когда к нему заглянула секретарь.
- Мистер Уизли, к вам мисс Спинет, - Билл уже понимал, что ничего хорошего не случится. Скорее всего эта дама со смуглой кожей и вечно странными прическами, ворвется в его кабинет фурией. - Нет, мне все равно чем он там занят! Девушка врывается в его кабинет. Биллиус нехотя подымается со стола. Девушка продолжает свою тираду.

- Мисс Спинет, вы сейчас раздуваете из мухи слона. Вы встречаетесь с одним из очень известных Ирландских квиддичистов, конечно же, ваши фотографии попали в журнал, - мужчина делает небольшой вдох. - Вы драккловы змеи! Суете свои носы в личную жизнь! Вы влезаете на частную территорию, чтобы сделать фото! Уизли бесит эта наглая дамочка, он подходит чуточку ближе.

- Мисс Спинет, во-первых, все фото сделаны в публичных местах. Во-вторых, наши колдографы не лезут на жилые участки. Поэтому перестаньте орать в моем кабинете, если вы хотите спокойствия, скажите своему парню, что не желаете ходить на дорогие тусовки, и получать дорогие подарки. Но судя по вашему личику, вам это по вкусу. Разговор закончен, если у вас есть весомые доказательства нарушения закона, идите в аврорат. Уйдете сами, или звать охрану? Девушка так хочет что-то сказать, но ее лицо меняется в цвете пару раз. Она фыркает, разворачивается на каблуках и уходит. Биллиус делает несколько вдохов, а после видит, что уже почти время для обеда.

Он выходит из кабинета, где ему встречается секретарь.
- Мисстер Уизли, а мисс Скамандер убежала только что. Все в порядке? Я отходила на пару минут.

- Драккл, миссис Грин, куда она пошла? Биллиус говорит секретарю, что его не будет и бежит за Лиссандрой. Женщину он находит возле входа в редакцию.
- Лисса, что случилось?

w h e n   w e   w e r e    y o u n g   w e   w e r e   t h e    o n e s
— the kings and queens
[indent] в детстве эдгар  обожал сюрпризы. без них не обходился ни один семейный праздник, особенно дни рождения. родители боунсов, несмотря на строгость воспитания, в подарках детей не ущемляли, эдгар не был исключением и глубоко в его воспоминаниях еще были живы те дни, когда он получил свою первую метлу, игральные шахматы и взрывные карты. в душе его еще было живо тепло, которое разливалось по телу от тех детских эмоций. но сейчас, сейчас по его телу разливалось совершенно другое тепло - алая кровь проскочила собой подол рубашки. кровь просачивалась сквозь пальцы, рукой он пытался зажать рану, помогало ли это? сомнительно, но отпускать он не решался. франциск его торопил.

[indent] - надо убираться отсюда, боунс, - он повесил свободную руку эдгара себе на шею, стараясь перевести на себя массу тела товарища. его голос был тихим, но тревогу в нем услышать было несложно. они прошли несколько шагов, а потом боунс остановился.

[indent] - подожди, - сказал эдгар оборачиваясь лицом к старой хижине, скрытой чарами от маглов в лесу.

[indent] - что ты делаешь? эд, сейчас не лучшее время медл... - фран не успевает закончить свою фразу, как боунс шатаясь на ногах направляет палочку на дом, в котором они только что потеряли двоих соратников, а сами едва выбрались из рук смерти, дыхание которой они все еще чувствовали на своей коже.

[indent] - экспульсо - боунс бросает взрывное заклинание в логово пожирателей и, как оказалось, вампиров. боунс несколько минут наблюдает за тем, как он разгорается, - чтоб никто не выжил. наверняка, - он возвращает свою руку на плечо франциска, опирается на него и спешно отходит дальше; пламя сзади отдает жаром в спину, люди из соседних домов начинают суетиться, улица утопает в их голосах. орденовцы отступают в безопасное место, останавливаются в закоулке и дают себе передохнуть. франциск находит в кармане сигареты, одну берет себе, другую отдает эдгару, тот ловит её губами, вместо зажигалки использует волшебную палочку, на её кончике показывается небольшой огонек, все благодаря заклинанию огня, которое боунс использует с помощью невербальной магии.

[indent] - нас подставили, - фран себе места не находит, меряет шагами темный закоулок и нервно машет руками, - совпадения быть не может, кто-то подставил нас, в доме не должны были быть вампиры, только двое пожирателей смерти, - его сигарета выпадет из рук, он дракла упоминает и спешит достать новую из пачки.

[indent] - тебе бы успокоиться, фран, - голос боунса будто из загробного мира доносится, слишком спокойный, для подобной ситуации. негромкий, но акустика закоулка его подхватывает и от этого становится не по себе. эдгар руку от раны убирает, чтоб оценить масштабы ущерба. здесь его навыков в колдовской медицине явно буде недостаточно. франциск поднимает на него глаза, будто только сейчас осознает, что боунс ранен. и ранен серьезно. все больше вещей окрашены кровью эдгара, как и его рука, что впитала в себя достаточно крови.

[indent] - драклова сила, что с этим делать будем? - они оба понимали, что в мунго ему нельзя - он не был на службе, не выполнял задание аврората в результате которого и пострадал. он действовал в обход закона и если он явится с таким ранением в больницу, возникнут вопросы сначала к нему самому, а потом все дойдет до отдела магического правопорядка и руфуса скримджера, а тогда ему не отделаться дисциплинарным взысканием. эдгар думал быстро, перебирал в голове всевозможные варианты, но ничего лучше, чем обратится к брату, он не придумал.

[float=right][/float] [indent] - ответи меня к эдмунду, трансгрессируй. в эшфорд, - франц вопросительно выгнул бровь, но промолчал - лучшего варианта у него не было. он отбросил окурок и навел на него палочку, тот выстрелил красными искрами и исчез - театральщина была слабой стороной этого парня. он взял боунса за свободную руку и аппарировал в эшфорд. у самого эдмунда не хватило бы сил на перемещение. они оказались на одной из улиц города, что мирно спала в своих домах. редко где был свет в окне, а если и был, то тусклый, словно от свечи. они медленно шли вдоль улицы, пока не оказались напротив дома неда. боунс поблагодарил франа за помощь, они договорились утром обсудить происходящее, а пока тот аппарировал к дамблдору, чтоб рассказать о произошедшем. эдгар медленно поднялся к двери, его рука на секунду зависла в воздухе, не решаясь постучать. что он скажет? последний раз, когда они виделись с недом за семейным столом у родителей, он был примерным членом магического общества и одним из лучших авроров, а что сейчас? эдгар замедлил, но знал, что другого выбора у него нет. он постучал и оперся рукой на стену.

в замочной скважине щелкнул ключ, а потом дверь открылась.

[indent] - привет, нед. не выручишь брата?

ваш пост

Воздух давно потерял былые оттенки, вернее отсутствие всяких оттенков, ныне в нем всегда тлеет присутствие чего-то зеленого. На ощупь это могло бы быть похоже на мягкий мох, приляг и заснешь в знойный, удушливый день, среди влаги лесной чащи. И ты ложишься, убаюканный колыбельной потоков зеленого тумана, ты ложишься, пока тело все еще бодрствует, подобно кукле на тонких веревках поддаешься мановению невидимых рук. Икарус сомневается, Икарус оставляет след от зубов на большом пальце, закусывая его нехотя, очередной нервный жест или непонятная воля навеянная первозданной непостижимостью или чем-то вроде. Его взгляд блуждает, встревоженный не от того, что чей-то мелкий ублюдок больше не дышит, но от того, что кто-то вот так просто может сделать это с кем-то в их доме. Вернее в доме Розье, здесь ему рады никогда не были, никогда и не будут, сколько бы он не старался, сколько бы не пытался доказать Мерлин знает кому, да хотя бы себе, что он в состоянии позаботится о своей семье. Но даже с собой выходит хуево, когда стоит продрать глаза и в тебя летят претензии, в духе, что эта за шлюха. Самое неприятное в этом то, что, сколько бы шлюх у него до этого не водилось, но эта то к нему отношения не имела, ладно бы обвинения были оправданными. Может стоит с ней развлечься, чтобы все это хотя бы имело под собой почву? Что терять то?

Взять хотя бы Сольвейг, можно ли ее потерять, если там и терять то уже нечего. Есть ли смысл в коробке со спичками, если внутри пусто, если огонь обречен быть лишь вспышкой воспоминания, тлеющей в горстке пепла. Этот пепел на манер песка влетает ему в лицо, когда Соль повышает голос, заставляет сморщится от ее голоса. Это вроде четко отработанного плана, он уже знает как реагировать: успокоить, сказать, что все это нереально, провести ладонью по голове. Только вот обычно он куда более уверен, в том, что говорит, а сейчас и сам сметен, едва не поддаваясь ее настрою.

- Это не ты, это туман, - он решает не спорить с тем, что ребенок умер. Пожалуй, лучше дать ей смириться с произошедшим, - Может, в этот раз он кричал слишком сильно? - Огден пару раз заставал Сольвейг за тем, как та накрывает его одеялом слишком плотно, как сжимает руками слишком сильно, он даже думал, что той все же хватит духу расправиться с ним, но каждая такая сцена вовсе не оканчивалась логичным финалом. Младенец продолжал требовать внимания, Соль искала методы дать ему это внимание наиболее эффективно, а Икарус смотрел на это и думал: какого хуя его жизнь похожа на сранный цирк.

Он игнорирует локти, которыми Соль пытается его оттолкнуть, сжимает ее плечи крепко, пока ребенок переходит из рук в руки, усаживая на кровать, склоняясь над ней. Все это наопминает какое-то бесконечное дежавю, он уже и не понимает, где его начало, а где конец, Икарус уже и во снах видит, как жена пытается убить то себя, то его, то очередного домовика. В этих снах, однако, и ребенок есть и даже живой, в отличии от того, что обмяк мешком картошки в руках домовика, который немногим больше того тела, которое держит. Огден не силен в том, чтобы успокаивать правильно, он делает это всегда по-своему, стихийно, обходя всякие лекала, которые бы не помешали. Ведь и спросить некого, что делать, если твоя новоиспеченная жена долматин с бешенством, те, кто мог хотя бы немного помочь - покоятся в могилах или просто не хотят его видеть. И Огден это почти понимает, почти, но не до конца, чаще побеждает эгоизм, отчаянье, в котором его бросили, будто в кочан с ядовитой жидкостью.

- Не знаю, - стоило бы сказать, что это не она, но почему-то Огден теряется, когда эльф так вопросительно на него глядит, когда все глядят на него в похожем ключе. Эльф хочет еще раз напомнить о том, что в доме никого постороннего не было кроме красивой дамы, но Икарус его сразу же прерывает, - Я понял. Можешь уже заткнуться? -  Огден боковым зрением замечает засохший след крови у младенца на шее и это кажется странным. Где-то между удержанием Сольвейг в пределах кровати и сведением бровей к переносице, он обнаруживает, что в районе предплечья саднит глубокая царапина, что наводит на странные мысли. Он натягивает рукав халата сильнее на запястье, отрицательно мотает головой на вопрос Сольвейг, - Нет, конечно. Мне что делать нечего убивать твои игрушки? - он говорит это без доли сожаления в голосе, ему не понять ее сетований по куску мяса, который связан со всем плохим, что произошло в их жизни за последние пару месяцев, - Послушай, Соль, мы найдем тебе нового. В каждой подворотне валяется по куче брошенных младенцев. Может, - он как будто ребенка утешает, чью куклу испортили. Примерно таким ему это и видится, -  он сам умер? Знаешь, дети они не такие уж и живучие. Ты же ведь не знаешь, что им нужно? Может не доел какой-нибудь капусты, - едва ли, конечно, младенцы питаются капустами, но откуда это знать человеку, для которого все знания о детях заканчивались на то, что те шумные и вечно в дерме, - Давай превратим ту девушку, - что сидит в соседней комнате в пробитой ногой, - в ребенка? Это ведь не сложнее пирогов из тарелок? - а когда она успокоится и перестанет быть потенциальной угрозой для всех, кто находится в радиусе пары метров, а может и больше, Икарус обязательно укажет ей доступный путь, который неизбежен в случае появления нового ноющего уебка.

Это очередное помешательство затянулось, от него тошно, всю выворачивает, может, ее и вправду вывернуло там, на полу в хижине, когда ее пнули в живот в очередной раз, а она из последних сил старалась прикрыть его руками, пока ужин не вышел наружу, она слышала их громкий смех в этот момент, то, как ее тянули за волосы, хватая за самые корни, сжимая и стягивая, но у Соль уже выходило больше пищать, чем кричать в тот момент. У нее и сейчас сил не было, пробегающая по телу дрожь заставляла растирать самой себе руки, кажется, Соль и той женщине, которую она никогда и не видела, было жарко, а вот ей было слишком холодно, ей казалось, что она видит исходивший из ее носа пар при дыхании, да почему здесь такой мороз. Огден говорит, что он не понимает, но и она тоже, но смотреть на это неприятно, она сжимает голову руками, сдавливает в попытках выдавить из нее происходящее, будто это помогло ей хотя бы раз. Ей кажется, что она кричит, заглушая громкие вздохи, на деле же ее едва слышно, она, сидя на полу, упирается лбом в пол, который кажется еще одним айсбергом, она жмурится, надеясь, что это сможет остудить ее сознание, но мурашки по телу бегут лишь яростнее, холодно.

Она не сразу замечает, что женщина покрывается темными пятнами, что слезы ее отдающие трупным запахом, градом стекают на грудь, Соль замечает это лишь тогда, когда появляется еще несколько голосов, заставляющих Соль поднять голову. Ей жутко от того, что эта женщина выглядит так, от того, что дети задыхаются, хватаются за шею, как быстро они синеют, приобретая похожие трупные пятна на теле, как у их матери. Соль никого из них не убивала, она даже не знала их, она понятия не имела, кто все эти люди и знать не хотела, она хотела выбраться из собственной головы, скрыться как можно скорее, спрятаться под одеяло с головой, вжаться в стену и задержать дыхание, будто чудовище, поселившееся внутри нее, не сможет ее найти. Не сдернет с нее одеяло, не потащит за ногу в очередной поток сумасшествия, сколько бы Сольвейг не пыталась хвататься за доски на полу, оставляя на них слезы от ногтей, сколько бы собственной крови она не оставляла в этот момент, он все равно был сильнее. Она всегда пыталась вырезать его из себя, как паразита, слишком глубокого засевшего в организме, сколько дырок она проделывала сама в себе, уверяя, что она видит эту зеленую хуйню, вот сейчас он бежит у нее по руке, нужно скорее хвататься за нож и резать как можно глубже, чтобы дотянуться. Сольвейг встречала лишь кость, кровь и боль, но то, что удалось создать итальянцем, продолжало жить внутри нее, царствовать в ней, не беспокоясь о том, как во всем этом живется самой Огден.

Дети задыхаются, закатывают глаза, кашляют кровью, пока тот, что еще один Огден, рыдает рядом с ними, как дети, безысходно хватающие свою умирающие мать за шею, умирают вслед за ней. Соль головой мотает, но глаза ей закрыть туман не позволяет, лишь сильнее распахивает их, чтобы она точно все видела, чтобы она не пропустила ни одной детали.

- Я в этом не виновата, - Соль говорит тихо, пока слезы отчаяния не начинают литься по щекам, заставляя ее щипать кожу на ногах, будто эта боль отвлечет от другой, та, что накатывает изнутри, в которой задохнуться можно, как сейчас задыхаются дети Бена, - я ничего не делала, - кроме того, что решила сама отправиться по душу итальянцев, обрекая тех, кто когда-то были друзьями Огдена, на смерть, спасая оттуда только его, так как остальные волновали слабо, на остальных было плевать. Если бы нужно было бы, она бы убила каждого из них, если бы это позволило бы им с Икарусом выбраться живыми, Сольвейг к ним ничего не чувствовала, она знать их не желала, для нее они всегда были лишь жалкими и ничтожными болванчиками, как и она для них всего лишь огденовской сучкой.

Женщина, еще секунду назад лежавшая на полу, оказывается напротив Соль, смотрит на нее в упор. она чувствует дыхание зловонное, та хватает ее своей посиневшей рукой за горло, поднимает с пола, а Сольвейг остается лишь раздирать ей руки, чтобы та отпустила, но кожа жесткая, не прорваться, - жаль, что мой муж так и не убил тебя, - она отбрасывает ее в сторону, Сольвейг на секунду попадает в мрачное и затхлое помещение хижины, видит силуэты темные неподалеку от себя, а после вновь попадает в эту комнату, - и она стоит того? - женщина с запавшими щеками непонимающе смотрит на Икаруса, - стоит всех твоих друзей и их семей? - она ссохшимся пальцем указывает на своих все еще задыхающихся детей, - твоего бизнеса, в который ты так рвался? - боль сквозит в ее взгляде, - мы все, все твои друзья умерли из-за нее, Икарус, очнись, - теперь вместо жены Бена, его трясет сам Бен, чье лицо тут же меняется на лицо Огдена, - сколько бы ты ни пытался сопротивляться, я доберусь до Сольвейг, а потом начну подавлять тебя лишь сильнее, - он усмехается, хотя его лицо все еще мокрое от слезы, - ты даже не догадываешься ни о чем, думаешь, что с тобой такого точно не может происходить, - комната двигается сначала медленно, но начинает набирать обороты, кружится сильнее, пока вместо помещения мелькают картинки разные: вот Огден и Клара, Огден рассказывает ей о том, что вдовец, снимает с пальца кольцо и прячет в карман, вот он на могиле жены и детей Бена, склоняет голову над пригорками земли, убивает ребенка вновь и вновь, пока Сольвейг ничего не подозревает, Соль лишь кружится вслед за бесконечными картинками, - он даже не догадывается, - раздается голос неподалеку, - теперь и тебе кажется, Икарус? А ты еще безумной называл свою жену.

[indent] didn't you love anything?

[indent] Сколько бы милая маменька не жужжала на ухо, что боль не будет длиться вечность, у Чэрити Бёрбидж на этот счёт были свои рассуждения. Каждое утро, разглядывая нарисованные звёздочки на потолке её старой комнаты в родительском особняке, она не могла не находить взглядом созвездия, что украшали иссиня чёрное небо Английского канала в вечер их свадьбы. Удивительно, как в комнате, где его никогда не было, можно было заметить его во всём — эти, казалось бы, мелкие детали, вроде точек на белой побелке, пожелтевшие конверты с её именем, и красный кардиган, что висел на кривом гвоздике деревянной двери, успевали заставлять рану саднить вновь и вновь, ещё раз напоминая о том, что его больше нет. Проведя последние три месяца после его смерти в состоянии, что больше походило на агонию, чем присущую этому событию депрессию, Чэрити все-ещё Бёрбидж едва ли не успела прослыть алкоголичкой в местном магазинчике с элитными винами со всех уголков света. Когда мир весь перекошен, словно в кривом зеркале, изображение становится нормальным только тогда, когда посмотришь на него сквозь дно бутылки. Разлитый по бокалам алый напиток заменил поток слёз, которые помогали ей уснуть раньше, но даже ему было не под силу стать целебным зельем, которое способно заставить её забыть о том, что случилось. Впрочем, здесь, в окружении родных и вне квартирки неподалёку от Косой Алееи дышалось всё равно в разы проще и, хоть боль и не проходила, с тем что от неё осталось, кажется, можно было жить.

[indent] Закалывая волосы в хвост заколкой, что была её свадебным подарком от одной из подружек, Чэрити нахмурила брови и достала из тумбы волшебный крем из гранатовых семечек, чтобы нанести его под глаза и хоть как-то скрыть общую бледность и недосып, с которыми устраиваться на новое место работы уж точно было нельзя. Ей до сих пор было сложно поверить, что попытки отыскать волшебника, что способен избавить её от воспоминаний и наложить долгожданное «obliviate», пускай и не самым законным способом, привели её к удивительной девушке, что, проникшись её отвратительным состоянием, то ли из сочувствия, а быть может из банальной жалости, пригласила её попробовать себя в чем-то совершенно новом. «Эрида Спенсер-Мун» — гласила аккуратный почерк на небольшой записке и адрес теплиц, куда ей нужно было прибыть уже сегодня. Волнующе.

[indent] — Мам, я сегодня буду позже, — некогда звонкий голос звучит глуше, потому когда мама с кухни отзывается таким же непонятным голосом, Чэрри закрывает входную дверь и, вновь перечитывает бумажку, вдоль и поперек изученную за последний два дня. Для себя брюнетка чётко решила, что предыдущее место работы навсегда станет горьким напоминанием о том, что случилось в её жизни, а потому это изменение, казалось, продиктовано самим Мерлином, ведь за те несколько лет жизни с мужем, во многом из-за его состояния ей пришлось практиковаться в травологии и зельеварении на уровне с учёбой в Хогвартсе. Окунуться в работу, чтобы забыть обо всем — звучало как грустный, но довольно рабочий способ, чтобы отвлечь собственный мозг от безликого созерцания того, как жизнь утекает сквозь пальцы. Упускать эту возможность в её планы уж точно не входило.

[indent] Исходя из того, что правила хорошего тона предписывают волшебникам не аппарировать прямо в дом к другим волшебникам, а появляться где-нибудь невдалеке и последние несколько метров проходить пешком, Чэрити не рискнула подбираться достаточно близко и уже десять минут шла по намеченному маршруту, изредка сворачивая, как ей казалось, не туда куда нужно. Когда Бёрбидж наконец добралась до нужного места, перед ней предстало небольшое строение, утопающее в зелени. Густые вьющиеся растения обвивали стены, а сквозь стеклянные окна теплиц пробивался мягкий свет, однако, стоило ей произнести пароль в самом конце помещения, как защитный барьер вынудил её желудок сделать сальто и к горлу подкатил приступ тошноты, который она мужественно подавила, завидев тонкий силуэт девушки, что её пригласила.

[indent] — Здравствуй, Эрида, — тут же выудила девушка, словно они были знакомы уже много лет. — Рада тебя видеть. Извини, если я опоздала, здесь всё так непривычно.

[indent] Помещение внутри было ещё красивее, чем снаружи, однако, совершенно меркло перед красотой самой мисс Спенсер-Мун — вспоминая тот случай, что свел их вместе, только сейчас она успела рассмотреть девушку напротив в деталях. Эрида была воплощением природной гармонии, её глаза отражали мягкость листвы, что обрамляла теплицы. Тонкие пальцы, наверняка занятые сортировкой и уходом за травами, казались продолжением растений, с которыми она работала, что в свою очередь было так же диковинно — если бы Чэрри была её парой, пожалуй, сделала бы всё, чтобы её белые ручки никогда не марались в земле.

[indent] Оглядывая вокруг, она подметила  горшки с растениями, многие из которых Чэрити могла опознать, но о магических свойствах которых пока не знала всего. В воздухе витал приятный аромат трав и цветов, смешанный с чем-то едва уловимо сладким.

[indent] — У вас здесь так уютно, — усаживаясь на стул, Чэрити Бёрбидж натянула на губы дежурную улыбку и охотно кивнула, — Воды, пожалуйста.

[indent] Чэрити глубоко вздохнула, чувствуя, как воздух наполняет лёгкие, смешиваясь с ароматом свежих трав. Она понимала, что её ответ важен, возможно, даже определит всё, потому взглянув на руку Эриды, что протягивала ей пергамент, она поймала себя на мысли, что впервые за долгое время чувствует что-то большее, чем просто боль и пустоту.

[indent] — Я ждала от жизни многого, — начала она, подбирая слова так, чтобы они отражали все её чувства. — Когда-то я верила, что каждый день приносит новые возможности и радости. С мужем мы мечтали о многом, строили планы, и казалось, что у нас впереди целая вечность. Но теперь... Теперь я просто хочу найти способ снова чувствовать себя живой.  От этой работы я жду не только возможности избавиться от воспоминаний, — продолжила Чэрити, — но и надежды на то, что здесь я смогу вновь найти себя. И, возможно, именно здесь я смогу обрести новый смысл.

[indent] Она замолчала на мгновение, вспоминая о своей отчаянной попытке забыть прошлое.

[indent] — Что касается Черного рынка, — произнесла она тише, — я искала способы стереть свои воспоминания, чтобы избавиться от боли. Я знала, что это опасно, что это неправильно, но мне казалось, что это единственный выход. Я встретила человека, который обещал помочь, но в последний момент всё сорвалось и я не смогла решиться на этот шаг. И тогда, в тот самый момент, когда я была готова опустить руки, появилась ты.

[indent] Сжав обе руки в кулаки, нервно фокусируясь на конверте, она с улыбкой приняла стакан воды и чуть откинулась назад.

[indent] — Я знаю, что у меня нет оконченной стажировки в смежной области, но я много где преуспела… Во многом благодаря уходу за мужем. И во многом в моём успехе помог врач с Мунго, который был нашим колдомедиком. Но, клянусь… Я научусь, многие в 22 только начинают задумываться о карьере… Так что, я готова на любой тест.

— Когда он пропал? – банальные вопросы, предназначенные для того, чтобы обозначить хотя бы примерные границы дела. Гефестион не любил эту рутину, допрос в принципе никогда не был его сильной стороной. Импульсивный, быстро заводящийся, на грубость тут же реагирующий той же монетой. Его репутация была сомнительной, иногда казалось, что в рядах сержантов его держат только благодаря фамилии.

— Есть свидетели? Кто-то что-то видел? – ему самому становилось тошно от своей работы. Пока стажер делился немногими данными, что звучали как белый шум, Гефестион, поджав губы, смотрел на дорогу. Моросил неприятный мелкий дождик. Неопределившийся. Вроде и зонт зазорно открывать ради такого нелепого испражнения с неба, а вроде шерстяное пальто уже начало промокать и тяжелеть. Геф приподнял воротник и поежился, пытаясь спрятать в нем голову.

— Реджиналь Стоукс пропал два дня назад. После работы у Министерстве он любил заходить в Дырявый котел, чтобы опрокинуть стаканчик, его часто там видели. Он живет в магловской части Лондона, поэтому, так сказать, захаживал по дороге. Маглорожденный волшебник, женат, жена тоже маглорожденная, есть пятилетняя дочь. Ничего примечательного про Стоукса нет. Жена не сразу обратилась к нам, решив, что он загулял, с ним такое бывало, по ее словам, — тараторил стажер, а Геф пытался вычленить из его речи полезные слова, цепляясь за них как за спасательный круг. Магорожденный пьяница – вот, что он констатировал и разочарованно вздохнул. Стажер его вздох воспринял иначе и с еще большим усердием продолжил доклад.

— На дороге никого не было, кроме…одного магла, он местный…то есть, живет в этой местности, — мальчишка потерялся, начиная краснеть до самых ушей неравномерными пятнами.

— И? – хмуро спросил Эйвери, наблюдая за мучениями мямлившего стажера.

— Он живет тут…буквально, там на обочине у него коробка, — Гефестион фыркнул, подавив смешок. Чего только эти маглы не удумают.

— Проверьте место на наличие следов магии, — на ходу поручил он, направляясь в сторону обочины. Миновав скрывающие чары, он будто вышел из неоткуда, появившись на пустынном шоссе. Взглядом в темноте пытаясь найти очертания коробки, Геф шел наугад. Очень не хватало примитивного Люмоса. Если бы он знал, что придется иметь дело с маглами, вооружился бы электрическим фонариком, который сам по себе тоже походил на волшебную палочку.

По долгу службы ему приходилось изучать факты о маглах, чаще всего Гефестиону поручались дела о пропажах волшебников, и часто дело касалось маглов в том числе. Возможно зазорно чистокровному волшебнику марать в таком руки, да и отец с его верностью Пожирателям смерти начал смотреть на сына с призрением. А уж после того, как Гефестион засадил Теллуса…

Коробка нашлась благодаря тому, что была покрыта большим светлым шуршащим полотном, способным отталкивать воду. Что-то вроде огромного пакета, с которым маглы ходят за продуктами. А коробка была от ящика с холодом, в котором они хранят продукты.  Бомж не плохо устроился.

Эйвери учтиво постучал по «крыше», чувствуя себя нелепо. Коробка зашевелилась, казалось, что она вот-вот развалиться, и тут со стороны одного из ее концов вылезло нечто завернутое в какой-то тулуп. От запаха, исходившего от жителя коробки, у Гефестиона начало резать глаза, и он невольно отшатнулся, прикрыв нос и рот ладонью.

— Здравствуйте, мистер, — Геф немного побаивался маглов, особенно таких. Никогда не узнаешь, что они выкинут. В связи с этим, решил быть учтивым, хоть это было не в его стиле.

— Говорят, вы тут живете. Замечали ли вы что-то необычное в этих местах? – Геф наловчился дышать через рот и одновременно говорить. Теперь он стоял и выдыхал сквозь зубы будто французский бульдог, сопя.

— Удостоверение покажи и гони бабки, если хочешь информацию, — проскрипел голос, будто кто-то прошелся когтями по стеклу. Эйвери поморщился. Удостоверение – пойдет, в темноте он даже не обратит внимание, что там написано Министерство магии, и тыкнул в лицо человека значком. С деньгами было сложнее, магловских денег с собой не было, но не давать же этому куску выблеванной кошачьей шерсти галлеон.

— Договоримся, — сухо прогнусавил Эйвери, - Ну так? Давай, дед, не ломайся, а то разхерачу твои хоромы и будешь в дождь на сырой земле спать, и подохнешь как собака от воспаления легких, — использование магловского жаргона так же входил в курс подготовки. Для усовершенствования этого пластая знания Геф много общался с маглорожленными волшебниками. Собственно, как показывала практика, этот метод был более действенным, чем учтивость.

— Пошел в жопу, — сплюнул сгусток массы и обнажил гниловатые зубы в самоуверенной улыбке. Геф отскочил, чтобы не попало на ботинок, и тут же со всей силы пнул коробку так, что встала на ребро и, сделав оборот, перевернулась на следующую грань, явно перевернув вверх дном все вое содержимое. Это было ясно по глухому стуку, что раздался изнутри.

Магл издал непонятного рода вопль и затопал ногами, вслед за этим пошли ругательства. Если бы не брезгливость, Геф давно бы уже прописал ему пару оплеух и вытряс всю душу.

— Не знаю я, — смирившись со своей участью, прогундел старик, — шмара какая-то тут ходит, разве что, — Геф нахмурился, пытаясь вспомнить значение слова «шмара».

— Проститутка? – предположил он, так как слово очевидно относилось к женскому роду, а судя по интонации, ничего положительного за собой не имело.

— Да, сочная такая, — старик зачавкал ртом оценивающие, а Гефестиона слегла замутило, — только одетая черти как, будто в барахолке вывалилась, — тут Геф одобрительно кивнул. Ага, скорее всего волшебница.

— Ну, бывай, старик. Могу еще навестить тебя, так что имей в виду, — предупредил Эйвери и пошел обратно в сторону скрывающих чар, пока ему в спину летели магловские проклятья.

— Сержант! – когда Геф перешагнул границу на него тут же налетел стажер с горящими глазами, — мы нашли следы оборотного зелья! – восторженно вскрикнул он, будто дело было разгадано.

— А может быть и не сочная…— задумчиво пробормотал Гефестион самому себе, поставив стажёра в тупик своим ответом.
***

В магическом мире с проститутками было строго, по большому счету, при любой попытке выйти на сутенёров или бордели ты так или иначе окажешься на черном рынке. Входить на черный рынок с ноги Геф посчитал неуместным, уж его-то, аврора, там точно не ждут с распростёртыми объятьями. Нужно было действовать деликатнее, нужен был специалист.

Геф мог обратиться к коллегам отца, но многие из них принесли присягу Темному Лорду и предпочитали делать вид, что не знакомы с Гефестионом, хотя открытого подтверждения того, что Геф сторонник анти-пожирательной коалиции и не было. Только слухи, и то появившиеся после ареста Теллуса. В любом случае, тешить их самолюбие тем, чтобы предстать в образе нуждающегося, Эйвери посчитал ниже своего достоинства.

Куда как приятнее пообщаться говорливой, дерзкой и резкой рыженькой журналисткой. Малышка была обманчиво мила словно карликовая пушишка. Отношения с ней так же не были однозначными, но в том и была вся прелесть – перманентное состояние охоты, желание красоваться и подначивать прекрасную особу по имени Шерил Розье. Самым очаровательным в ней был ее острый язычок, к сожалению, еще не испробованный Гефестионом на вкус, а только на слова.  Шерил – тот редкий случай, когда не хотелось посылать всю конницу и королевскую рать на завоевание. Победа в таком случае обернулась бы поражением, а именно – утерей всякого интимного интереса и хорошего информатора. Нет, постель того не стоила.

— Уделишь минутку? – прибеднившись он встал в проходе в ее крохотный кабинетик в редакции «Пророка».

- Если не расскажем мы, то никто не расскажет. Та троица вряд ли признается, что мужчина чуть не утонул по своей глупости. Не захотят злить Боуда. А потому для него этот день и правда будет чуть ли не лучшим. Сегодня он герой вечера, звезда недели, сенсация месяца, главное событие года. Об его вечеринке еще будут вспоминать и ставить в пример. Маленьким людям нужны такие победы.
А Фабиан, хоть и ловил себя иногда на мысли о том, что хотел бы попасть в историю, сделать так, чтобы фамилия Пруэтт прогремела на всю страну, а то и мир, но не ставил это самоцелью. Точнее перестал это делать.
- Мечтать, Белл, надо о чём-то великом. А стать аврором, или кем-то ещё, получить работу. Это мечты самые обычные, у каждого есть подобные. Нет в них ничего необычного и великого ничего нет. Только эгоизм, желание в жизни устроиться получше.
А ведь именно это было стремлением Пруэтта. Получить лучшее положение. Доказать всем, и себе в первую очередь, что он может добиться большего, перестать быть “бедным”, каким его однажды назвала Роули. Те её слова стали определяющими для Фабиана, и он всю жизнь положил на то, чтобы доказать как она не права. Богачом он так и не стал, но и бедняком точно не был. Только в стремлении своём он большую часть жизни упустил, а потому в свои тридцать три был одинок и ментально зациклен на одной только девушке, с которой его уже больше десяти лет не связывало ничего.  Размяк со временем, понял, что гонится за призраком прошлого, который всё равно не догнать.
И снова она он думал об Эверли. Она никогда не могла оставить его, всегда всплывала в голове, даже сейчас, когда её компания совсем была не нужна. Безмолвное присутствие Эвер в его голове только портило всё, подтачивало опоры на которых вечер держался. Он сам хотел Изабелл внимание уделить, а никак не своим призракам. А Роули, точнее её тень, живущая внутри Фабиана, даже спустя десять лет готова была портить всё вокруг.
- Не знал, что ты играла в квиддич. И на какой позиции? Хотя, подожди... - Он сделал вид, что внимательно разглядывает девушку. - Для загонщика ты… не очень комплекцией подходишь, и то, что ты вратарём была я не думаю. Ловец или Охотник… Я думаю, что ловец!
Рассказ о школьном матче заставил аврора встрепенуться. Он сам в школе играл за команду факультета. И если тогда разница Гриффиндор-Слизерин-все остальные казалась важной, то с годами это прошло. Факультет был просто факультетом. Шляпа отправляла каждого студента туда, где он лучше всего мог раскрыть свой потенциал. После окончания Хогвартса у многих волшебников понятие факультета из головы улетучивалось. Во взрослой жизни превалировали прочие ориентиры, а школьные расцветки оставались на чердаках и колдографиях.
- Да, победа в Кубке это сильное впечатление. Обидно, что это быстро перекрывается экзаменационной порой. Но, ты сказала, что на стадионе были и агенты? - Они появлялись в Хогвартсе каждый год, в надежде найти будущих звёзд, но то, что их упомянула Белл казалось важной деталью. - Каков же был вердикт этих агентов? Наверняка они кого-нибудь заприметили?
И не зря ведь Изабелл запомнила этот день, назвала его счастливым, Фабиан это чувствовал.
- Может она хотела продолжить играть в квиддич, уйти в спорт?
Почему-то игроком в квиддич Фабиан её не представлял. Сказывалось, наверное, то, что он привык её видеть в Министерстве, в её лаборатории.
Хотя, - напомнил себе Пруэтт, - Я ведь и про Людо думал, что не выйдет из него профессиональный спортсмен. А он играет в сборной Англии.
Когда она отвечает на его лёгкое прикосновение, снова вкладывая свою маленькую ладошку в его руку, всё встаёт на своё место. Ощущение неизбежности конца притупляется, когда он ощущает её руку. Это касание и было тем клеем, который мог ещё немного удержать их вечер.
- Сегодня им всем не повезло. Думаю, что такая свора устроила бы на празднике настоящий переполох и Боуд не смог бы так блеснуть. А в остальное время, я уверен, у этих созданий полная свобода.
Никогда Фабиан не задумывался о том, кем хотел бы стать, будь он анимагом. Да и вообще какая форма могла быть его “сутью”.
- Не знаю, Белл. Но точно не свиньёй. Может кем-то сильным? Или летучим? Но не хрюкающим. - волшебник рассмеялся, представив своё разочарование от подобного открытия. И громкий смех Гидеона.
Белл тоже смеётся, и смех её на Пруэтта оказывает такое действие, что хочется сделать что угодно, чтобы и дальше его слышать. а ведь они уже много часов были вместе и почти всё это время смеялись без остановки.
После трансфигурации, в плане интереса к тем или иным заклинаниям и разделам магии, шло заклинание Патронуса. Эта чистая энергия, чистое счастье человека, которое он способен был найти в себе и обратить в оружие. На взгляд Фабиана эта магия была поистине великолепна, ведь для Патронуса не так важно было умение мага, как его внутренняя сила. Искать радостные моменты, чтобы среди них найти САМЫЙ счастливый - для этого нужна была сила воли.
- Да, научился заклинанию Патронуса ещё в школе. Телесного вызвать смог потом, уже в Академии. Это не так сложно, как кажется. Главное - хорошо себя знать и найти то самое воспоминание.
Белл поднялась, но волшебник не последовал следом, продолжил сидеть рядом с вольером, удовлетворяя потребность каждой гончей в капле ласки. А были они в этом плане весьма и весьма ненасытными. На свою спутницу он теперь смотрел снизу вверх, впервые за вечер.
-То есть, ты в моих изменах уверена? Тогда...Я буду преподавателем в Хогвартсе, и изменять тебе исключительно с выпускницами. Надо же добавить немного драмы и сделать меня настоящим козлом, чтобы каждый наш друг и знакомый потом говорил тебе, что ты сделала правильный выбор бросив меня.
Бигль продолжал оказывать знак внимания Изабелл, явно рассчитывая, что она снова примется гладить его, а то и вовсе заберёт себе.
Украсть? Мисс Бёрк, вы говорите с сотрудником департамента обеспечения магического правопорядка. И вы думаете, что я мог предложить вам Украсть чужую собственность? Ну, знаете ли - Он изо всех сил старался сохранять серьёзное выражение лица, даже встал и смотрел прямо на Белл, но долго не выдержал - снова рассмеялся, даже не успев договорить всё полностью, а потому часть фразы постоянно прерывалась смехом.
- Жаль. Этот дружок точно уже рассчитывал на большее, чем мимолётная ласка у вольера. Но я тоже не оов приютить кого-то из них. С моей работой… Когда ты аврор, то утром не можешь быть уверен, что вечером вернешься домой. А если вернёшься, то, желательно, таким же, каким был, и хорошо бы не изувеченным.

Особняк в георгианском стиле раскинулся перед буйным садом. Прямоугольные оконные рамы отбрасывали правильные тени на аккуратно подстриженный газон. Образовавшие ров лужи превратили загородный дом в неприступный форт, со стен которого можно было обозреть почти весь лес. Тем контрастнее в ночных сумерках смотрелся сад вокруг: отяжелевшие от непрекращающегося дождя заколдованные бутоны неумолимо клонились к земле.

Пока рукава его рубашки промокли от влаги на перилах, капли затянувшейся непогоды пролетали мимо прозрачного зонта, что открывал вид на затянутое дымкой небо. Матиас глубоко вдохнул приправленный дымом от сигары Колтрейна воздух, борясь с желанием пасть жертвой пагубной привычки. Облачко пара расплылось над раскинувшимся пейзажем. Зима в этом году выдалась на удивление теплой.

— Пока мы будем носиться с бюрократией и выискивать необходимые прецеденты, под нашим носом… — выверенным движением он балансировал свой бокал, который провел на перилах достаточно времени, чтобы натянуть влаги. Тем лучше, еще одна пагубная привычка.

— Разрешения на порт-ключи раздают, как горячие арбузные пирожки, кому попало. Возьмись за них и не найдешь крайнего, — сетовал Кол сквозь крепкую сигарную дымку.

Оставалось только кивать в ответ. В канун Рождества, когда самое время оставить все рабочие вопросы в стенах Министерства, они позволяли последним водоворотом увлечь за собой мысли и просочиться в каждый без исключения разговор. Пока из-под оконных рам доносилась праздничная музыка, Матиас был полностью поглощен совсем иным.

— Видел результаты рабочего расследования Банбери. Бюрократы, опять все перед самыми праздниками, — он досадно щелкнул пальцами, будто перед ним расстилался не живописный пейзаж, а рабочий стол. — Сделают слушание сразу после Нового года, и пиши пропало.

— Закрытое, — поддакивал Кол. — Глаз да глаз…

— В конце концов обойдутся дисциплинарным выговором, — фыркнул Матиас, и желание почувствовать покалывание дыма внутри усилилось. — Все потому что во время фактически военное ни от каких мирных законов нет. Взять хотя бы разрешения на доступ к каминной сети…

Он уже был на волосок от того, чтобы затронуть одну из излюбленных тем. Широко расправил плечи, откашлялся и приготовился, как умелый дирижер, подкрепить сказанное жестами. Когда балконная дверь скрипнула, музыка стала громче, и момент ускользнул сквозь пальцы.

— Опять занимаешь моего супруга работой? — белокурая женщина немедленно добавила утонченности в их тесную компанию.

— Всего-то на пару слов, Люсиль, — Матиас расплылся в услужливой улыбке и виновато склонил голову. — Весь твой.

Смех лился рекой внутри среди гостей, и Матиас слегка отодвинул воротник рубашки от внезапно подступившего жара. Можно было подумать, что здесь царил идеальный мир, где страна совсем не утопала в кровавой войне. Сложившаяся обстановка никак не шла у него из головы, хотя всем своим видом он демонстрировал непринужденность. Матиас сыпал направо и налево щедрые комплименты, не всегда от чистого сердца, но в полной мере искренне опустил ладонь на талию Марион, когда сумел добраться до отличительной рыжей головки в толпе. Весьма полезная отличительная черта.

― Миссис Эббот, прекрасно выглядите, ― он признательно кивнул собеседнице кузины, попутно перечисляя в голове весь набор данных, что хранил о женщине. ― Как успехи у вашего сына? Слышал, он его ждет повышение, не так ли? Весьма похвально.

― Да, да, ― собеседница засветилась изнутри при каждом брошенном комплименте, пусть из вежливости. ― Но толку-то, когда никаких продвижений в вопросе брака? Марион со мной, вот, согласна.

― Да неужели? ― Матиас удивленно поднял бровь, обращаясь к сестре.

внешность: без разницы. на девушек в голову приходят natalia dyer или kiernan shipka // из парней те, кто подходят по возрасту и не заняты

✦ jane doe // john doe, 20-23 чистота крови: ваш выбор; занятость: ваш выбор; лояльность: всё, кроме ПС и ОФ И нам с тобой некуда бежать Всё, что было до, никому не жаль. Утренняя газета пестрит ужасным заголовком о новом нападении оборотней. На этом моменте Люпин давится сигаретным дымом в первый раз. Второй - когда видит знакомое имя. Вы не были лучшими друзьями или любовниками. Просто вместе учились в Хогвартсе и были хорошими знакомыми. Это была та дружба, которую оставляешь школьным воспоминанием ровно до момента, как порыв ностальгии заставляет прислать открытку на новый год с пространными пожеланиями, потом - когда происходит что-то чудовищное . Имя знакомого и хоть немного, но близкого когда-то человека бликами остается на сетчатке, так ярко выделяясь в списке пострадавших. Помочь. Римус чувствует свой долг - найти и помочь как только возможно. У него не было кого-то, кто рассказал бы всё, что только знает о том, через что придется проходить остаток жизни и как себе помочь, но он станет этим кем-то для другого. Хочу чувства безысходности, тоски, ужаса от осознания произошедшего и все стадии принятия, которые персонажи пройдут вместе. Про помощь, про возможность найти тепло и любовь в пепле. Про отторжение реальности и злость на всё и всех вокруг. Хоть мало-мальски хорошие взаимоотношения изначально нужны, потому что Люпин знает, что не может помочь абсолютно всем, у него много проблем, его много в чем подозревают и свой ликантропизм он прячет как только может, рьяно защищая эту тайну. Поэтому приходить на помощь он стал бы только к тому, когда знает и в ком уверен - рано или поздно его пустят чтобы помочь. Даже если этот человек ранее высказывал однозначно-негативное отношение к оборотням, Римус переступит и придет из хороших намерений и желания вытащить хоть кого-то из того кошмара, что ожидает обращенных, ничего не знающих волшебников. Хочу выжать всё из строчек выше: им действительно некуда бежать - с одной стороны к тебе могут явиться ПС с целью вербовки, министерство наступает на горло, усиливая надзор за оборотом зелий и ингредиентов, сбои магии и спонтанные обращения то еще дерьмо. Такие как они для большинства - полуродки, полулюди, полукровки, монстры, предатели. От этого не уйти, это не повернуть вспять, это не уничтожить в себе - от этого не убежать. И то, что было до - и правда никому не жаль. Был ли ты успешным игроком топовой квиддич-команды? Тебя выкинут. Отдал себя целительству? Тебя выкинут. Подавал надежды в одном из департаментов Министерства? Уничтожат. ✦ дополнительно по персонажу: •пол персонажа на ваше усмотрение: я вижу Лунатика в любом из "лагерей". •возраст: на момент игры Римусу 21 (почти 22), поэтому возраст примерно в этом диапазоне - чтобы они были или однокурсниками или на год страше/младше и точно общались в школе. •занятость: выбор широк, но возраст у персонажей не для высоких достижений. плюс, если будет должность, к которой перс стремился со школы/ или ей/ему открылись только-только перспективы повышения, то нападение оборотней перечеркнет и бросит всё это в канаву с большим драматизмом х) •лояльность: не ОФ, тк персонажи после окончания школы или вообще не пересекались и обменивались изредка письмами/открытками, или видели друг друга вскользь. с потенциальными прислужниками Лорда Римус точно бы не общался, поэтому такую сильную самоотдачу и помощь к стороннице/ку ПС будет сложно объяснить даже самим себе. про себя: Играю от третьего лица, могу с лапслоком, могу без - это обсуждаемо и мне без разницы; птица-тройка просто моя привычка и наличие/не наличие её со стороны соигрока для меня тоже не принципиально. На ваш размер постов мне тоже ровно - главное, чтобы по итогу было что ответить, а сколько символов вам нужно на выражение мысли... Просто напишите мне пост и я уже буду рада, окей? х) Я пишу по ситуации и темпу игры: обычно это от 3к. По темпу игры: было бы круто схлестнуться хотелками и, открыв эпизод, писать как можно скорее, но и я , и вы можем впадать в неписун или придавливаться реалом. Пост раз в несколько дней-неделю будет для меня очень комфортным темпом с возможностью лавировать между форумом и реалом. С этим Дормаму можно договориться так что милости прошу.

ваш пост

— Знаю, — кивает Люпин, уголки губ трогает легкая улыбка. Она не граничит с грустной или снисходительной, такая обычно появляется на устах близких людей, когда вы просто... делаете что-то свойственное только себе, — Иначе Сириус не был бы Сириусом. Просто проверка — протокол, все дела.
Он пожимает плечами весьма беззаботно для того, кто действительно соблюдает технику безопасности в такое время — шутливая отсылка к Муди, который вместо приветствия коронным жестом тычет в тебя волшебной палочкой с каверзным вопросом наготове.
Люпин разводит руками на вопрос Блэка — у того и без Римуса есть ответ, и пока он его говорит, парень повторяет за другом и берет стакан с огневиски, что сам заполнил моментом назад.

— О чем угодно, Бродяга, — Римус садится рядом, но держит дистанцию, облокачивается спиной о ручку дивана, немного расслабляясь, укладывает ногу на ногу и отпивает огневиски, — Могу быть собутыльником или просто помолчать. Я не нянька и учить жизни не буду, рассказывать, как скорбеть — тоже.
В голове звучит привычное Джеймсово «Сириус снова хандрит» и «Твоя очередь, я не знаю, что с ним делать» — частые фразы, когда в веренице неудач и драмы наступала эра Сириуса и друзья подбирали отмычки к Блэку. В этот раз «снова хандрит» не подходило — слишком пренебрежительно для случившегося. Многие из них, пожалуй, уже смогут провести церемонию прощания вместо священников, каждый потерял кого-то за последние годы, Римус знает, какого терять кого-то близкого. Но боль от утери родителя и погасшая на твоих глазах любовь, пожалуй, разный опыт. Потому Люпин не знал в полной мере, насколько паршиво чувствует себя Сириус, мог только предполагать.

— Эй, — он несильно пинает носком ботинка ногу Сириуса, — Винить себя в смертях всех вокруг это моя роль, вообще-то. А ты из тех, кто напоминает, что это не так.
Люпин убирает стакан, упирается локтями в колени, сцепляя руки в замок, склоняет голову немного набок — так лучше видно друга, так больше возможности встретиться взглядом. Которым, вероятно, его прожгут, но за столько лет дружбы Люпин научился пропускать мимо то, что не поможет ни в диалоге, ни в соре.
— Будь это твоя вина, ты сидел бы не здесь, и ты это знаешь. То, что произошло — стечение обстоятельств. Ужасное, непоправимое, несправедливое, — он чуть кивает на каждом слове, придавая им силу, — Ты сделал бы то же самое для любого из нас, и это был бы твой выбор. Она не ответственна за свою смерть, она этого не выбирала и не хотела, но в равной степени явно была бы не в восторге, знай, что ты жалеешь о том, что она бросилась на помощь.
Блэк говорит о том, как удачно играет роль живого человека и Римус может только согласиться,
— О, да, друг, с этим ты справляешься прекрасно, и я сейчас серьезно — не знаю, сколько бы мне понадобилось времени просто заставить себя выйти из дома после случившегося. Но у тебя выходит пугающе хорошо, брат.

Пугала неизвестность: что произойдет, когда этот ресурс нести себя в мир иссякнет? Люпин ставит на то, что пустота там, где должны быть чувства, достигнет своего пика, разверзнувшись черной дырой, которая поглотит их Бродягу целиком. Хрен там был.
Люпин шарит в кармане куртки, вытаскивая пачку сигарет и прикуривая одну из них от волшебной палочки.
— Расскажи мне о ней. Что угодно — самое любимое, — затягивается и выдыхает дым, не отворачиваясь и удерживая взгляд, — Давай.
Открытую пачку тянет Блэку. Новая, не хватает только одной — знал, что, если его не погонят с порога проклятиями, то на разговор уйдет целая пачка, пожалуй.

Пока Поттер учился в Хогвартсе квидидч был там для него воздухом. Среди правил и постулатов, среди замечаний и наказаний квиддич оставался островком свободы, и Джеймс посвящал квиддичу всего себя. Не только во время учебного года, но и на каникулах, когда он вместе с отцом ходил на игры «Юнайтед», мечтая, что он тоже станет игроком. И он мог, но выбрал другое. Будучи игроком в квиддич не изменишь мир, а Джеймс хотел его изменить. И всё же, он верил, что квиддич это то немногое хорошее, что есть в Магической Британии. Здесь все были равны, каждый человек ,стоящий на трибуне и наблюдающий за полётом игроков, и не важно чистокровный он или нет — они все были фанатами.
После школы у него появилась возможность посещать матчи чаще, и он с удовольствием делал это, забывая на несколько часов о том, что происходило в реальном мире. Квиддич всё ещё оставался островком свободы, а синий с золотым шарф был чем-то вроде брони и опознавательного знака, когда было понятно, кто есть кто. Он был песчинкой в сине-золотом море, что дышало как единый организм, то крича до умопомрачения, то разочарованно вздыхая, когда «Юнайтед» пропускал квоффл в свои кольца. Он знал, что каким бы ни был результат, после матча он выйдет со стадиона, и вместе с другими песчинками найдёт проблемы на свою голову, чтобы отстоять честь клуба. В этом была ещё одна прелесть квиддича. Каждый фанат оставался частью большой семьи, для которой цвета команды были важнее всего на свете.

Он увидел, как ловец из команды стрелой метнулся к самой земле, и тут же понял, что скоро всё будет кончено. Финальный свисток, и ловец, с победно вскинутой рукой взмывает вверх, чтобы облететь весь стадион. Победа! Джеймс орал как умалишённый, он чувствовал себя полным энергии, как после бодроперцового зелья, его распирало изнутрию Он праздновал очередной успех своей команды, и все вокруг подхватывали этот вопль. Один из болельщиков схватил его и приподнял, крича о победе прямо в лицо Поттера, а Поттер кричал в ответ, и хлопал руками по плечам и груди этого человека, и неважно, что они не были знакомы. Сейчас они были частью одного организма, который бесновался, и кричал в сторону фанатов проигравшей команды. И если ещё недавно Джеймс думал о том, что его охватывает осенняя депрессия, и чувство, что он скучает по Хогвартсу, то сейчас всё моментально улетучилось.

-Победа! — вторил Джеймс незнакомцу, — Так им!

Победа «Паддлмир» означала то, что фанаты «Ос» будут сегодня очень взвинченными и наверняка будут искать встречи с фанатами сине-золотых, но разве могло это раздосадовать хоть кого-то из победителей?

— В паб! — в независимости от результата позод в паб был обязателен — там собирались и чтобы отпраздновать, и чтобы утешить друг друга. Паб был такой же неотъемлемой частью матча, как метла или бладжер, — Я Джеймс.
Он пожал протянутую ему руку и встряхнул её разок, — Пойдём, иначе застрянем на выходе.

Лавина болельщиков уже стекалась к спуску вниз со стадиона, и Джеймс расталкивал всех локтями, протискиваясь вперёд, не желая пропустить ничего. Наблюдать, как побеждённые уходят, как молча аппарируют, и раздосадовано пинают мусорные ведра, расставленные вокруг поля — в этом было особенное удовольствие, которое, стоит заметить, «Паддлмир Юнайтед» дарили им очень часто.

вырвавшись из толпы, и оказавшись на свежем воздухе, Поттер продолжал кричать, ему вторили люди вокруг, и ему так хотелось продлить этот момент, когда каждый волшебник на стадионе не думает о своем положении в обществе, когда все они НАСТОЯЩИЕ, без притворных масок, что быстро прирастут обратно, стоит только болельщикам вернуться к себе домой.
— Я Джеймс, — повторил он, когда вокруг стало тише, и осмотрел своего неожиданного товарища. Высокий, явно старше него самого, может, лет на 7, или больше, — Отличная была игра, наши не оставили им никаких шансов. А как он поймал снитч! Быстро, точно молния!
Они шли дальше от стадиона, рядом с ними было ещё несколько ребят — таких же фанатов «Юнайтед», которые смеялись, толкались, и иногда выкрикивали стадионные кричалки. Они все шли в одно место — единственный магический паб на десятки миль вокруг, и это был «домашний» паб для фанатов «Паддлмир», которые сегодня победили на своём поле. И дойти следовало как можно скорее, ведь на улице начинал моросить сентябрьский дождь — мелкий и противный, который вскоре может перерасти в ливень.

— Эй, болотники! — грубый голос прорвался сквозь радостную болтовню, заставляя всех оглянуться. Болотниками их называли фанаты других команд, считая, видимо, что наличие камышей на их гербе позволяет провести такую ассоциацию, — Куда это вы собрались?

Их было больше — человек пятнадцать, или двадцать, против едва ли десятка, который спонтанно оказался вместе только из-за того, что они шли в одном направлении. Все фанаты «Ос» были крепкими мужчинами, и на их лицах читалась строгая решимость.

Фанатские драки не были редкостью, но опъянённый победой Джеймс забыл о том, о чём думал ещё на стадионе. Фанаты не любят, когда их команда проигрывает.

— Отмечать, как мы надрали вам задницу, полосатые ублюдки! А вот вам бы не помешал стаканчик тыквенного сока, ведь сегодня вас уделали, как школьников! — крикнул Поттер, делая шаг вперёд. он не боялся, а ждал этого. Может, поэтому он и любил ходить на квиддич?