он хотел бы стоять ровно, расправив плечи, смотреть сверху вниз, на ненавистного блэка и точно знать, если он прямо в сию секунду, выпотрошит того, как бездарную рыбешку, что море выбросило на берег и его день станет от этого лучше — он не задумался бы ни на мгновение. сделал уверенный шаг и пустил в ход все свое мастерство, ценою даже собственной жизни, чтобы уже наконец закрыть рот поганцу. но до конца учебного года считанные дни, стоит просто потерпеть и тогда, никакие стены не смогут сдержать его порывов. совсем немного.

северус сидел в глухом коридоре, который не пользовался популярностью у школьников. захламленные и закрытые классы, туча паутины и жуткие сквозняки прятали его от любопытных взглядов. кровь из носа текла ручьем и мальчишка, прислонившись к ледяной стене, запрокинул голову, кулаком стирая бегущие ручейки. совет от эйвери сходить в больничное крыло тот проигнорировал; нос был сломан, он точно слышал, как хрустнула кость, но ему не привыкать. за семь лет в школе магии и волшебства, чего только не происходило с его бренным телом. снейп был подвешен вниз головой, пару раз прикладывался головой о каменные ступени возле теплиц; чуть было не попал в лапы разъяренному оборотню и чудом унес ноги. ему не нужна была жалость или помощь. все сам. выберется, справится и сможет преодолеть, как бы не вещала лили о человеку нужен человек, северус был иного мнения. человеку нужны знания, сила и щепотка безумия, чтобы жить и ни в чем себе не отказывать. дружба, поддержка и верность — выдуманные частички из идеальной жизни, которой он никогда не имел и сейчас уже и не хотел. верить в сказки он мог лишь в детстве, прячась под кроватью, молясь всем богам. сейчас же — он ни на что не обращал внимания, хорошо играл свою роль, делал вид. лишь квартету из четырех недоносков удавалось задеть его за живое, зажечь за долю секунды. и никто не мог его остановить, даже тройка его верных недо_друзей, но единомышленников, в шесть рук с трудом сдерживали его порыв разорвать гриффиндорцев в клочья. с переменным успехом, северус шел к своей цели — полностью изменить собственную будущую жизнь.

пытаться научить северуса жизни, объяснить ему, что нужно быть умнее, бестолковая трата времени. непроглядная ночь уже вступила в свои права и единственный просвет, маячил лишь за горизонтом. выжить еще несколько недель, не получить путевку в один конец, азкабан еще может подождать. он уничтожит мародеров методично, шаг за шагом и не поскупится на извращенную пытку, они заплатят ему ценой собственной жизни.
втянув воздух через сжатые зубы, волшебник застонал, грудную клетку саднило и малейшее движение причиняло боль. драккл бы их всех побрал.

дыхание постепенно выравнивалось, солнце спешило спрятаться за горизонт, а северус сидел в той же позе. он ждал, когда тупая боль в затылке прекратить биться о черепную коробку и уставшие, дикие демоны в его груди, закроют свои пасти. вернуться в холод подземелий, свернуться змеей на своей кровати, под ворчание и смех мальчишек, затянуть полог, заглушить свою боль, которую он не мог показать. за которую было стыдно. каждый неверный шаг, словно клеймо, позорное и выверенное на его ребрах. он не позволял себе промашек, больше нет. стоял до победного, отмахивался от заклинаний и давал сдачи, когда палочка была слишком далеко. его костяшки были сбиты в мясо, на языке все еще перекатывалась комками кровь. но он выстоял, он ответил на выпад. трус и слабак умер. два года назад.

шуршание мантии, мягкие, легкие шаги, вывели его из легкой полудремы. он живо распахнул глаза и резво оказался на ногах. палочка направлена на источник шума; северус научен горьким опытом, он всегда ждет засады и игры, в которую с ним пытались сыграть. не подозревая, что мышка, давно стала кошкой. сердце пропускает удар.
   — профессор? — легкое смятение и палочка мгновенно спрятана в внутренний карман мантии, — прошу прощения, я не думал, что ..
не думал? ты только и делаешь, что думаешь, взвешиваешь, сравниваешь, подводишь черту. северус ты в самом безопасном месте во всей волшебной англии. на преподавателя не наставляют оружие, от макгонагалл можно получить тучу штрафных баллов. конечно. декан львиного факультета и ее выводок бесхребетных, лживых щенков. чего еще можно ожидать? не думал. что именно она найдет тебя здесь. надо было сказать именно так.
   — я уже собирался уходить, если вам..

мерлинова борода, что с речью? ты забыл, как разговаривать и строить предложения? почему ты смотришь в пол? неужели, боишься, снейп? шипящий голос в самой подкорке сознания. издевается, толкает ляпнуть гадость, ощетиниться, кинуть несколько гадостных слов. поддерживать собственный имидж, самого не любимого ученика профессора трансфигурации. но он просто стоит, чувствуя, как майский ветер пробирается под его мантию, приносит аромат приближающегося дождя, цветущих деревьев и еле уловимый запах удобрений, которые с щедростью рассыпает профессор травологии. он поморщился, сделал шаг назад. тело подводит, а ты еще же не так стар.

♫ Gísli Gunnarsson - Birds of Prey

Какой-то частичкой своей мятежной души Дана надеялась, что ошиблась. Той самой, которая и на поверхность-то не выходит белым кружевом пенящихся волн, оставаясь на темной губительной глубине, где гнездятся страхи, опасения, тайные чаяния и стремления, что слишком далеки от понятия рационального. Сперва она так радовалась, что, взяв на себя роль ищейки, справилась с самостоятельно поставленным заданием, предлагая аврорату подозреваемого вместе со своими воспоминаниями. Вот же он, берите смело и допрашивайте! А они отпустили, своими руками начав для нее новый круг погони, продиктованной зовом принципа. Дана знала, что это он. Видела его своими янтарными глазами у камней, и он не сумел обмануть ее своей легендой, как бестолковых правоохранителей. Когда же в этой погоне Макфасти потерялась, сбилась с пути, обретя совершенно ненужные эмоции. Неожиданные и темные, как непроглядные ныне небеса над островом, как плотные тени, скрывающие от нее выражение его лица и те самые ясные голубые глаза, в которых поверх непроницаемой глади плясала насмешка. Шанс не увидеть у грота именно его был минимальным, и все же, пусть она и давно знала правду, Даниэлла не смогла скрыть, что встреча ее расстроила. Рен лгал ей во время трех встреч так неумело, разбавляя терпкий привкус вранья сведениями о себе и историями, что могли тоже быть настоящему лишь наполовину. Все его поступки и слова следовало делить не на два, а на десять. И гнать прочь грусть, ведь справедливость восторжествует, едва девушка принесет новые воспоминания в ДОМП. Она ведь принесет?

- Не зли меня еще больше, Рен, - ответила Дана, не стремясь скрыть раздражение, сжимая челюсти после краткого слога. Он думал о ней много, как и она не могла выбросить навязчивые мысли о нем, то и дело возвращаясь в ночь их встречи и не понимая, как позволила происходящему в галерее затмить ее разум, мороком вуали опуститься на веки, что не позволяла видеть в нем только преступника. Краткий миг этого фатального затмения стоил ей двух недель нервов и искусанных губ, осуждающего взгляда в зеркало и изнуряющих пеших прогулок до промокших ног и липкости во всем теле - скромная плата за неудачу. Какова же будет за последующий провал? Ведь ни одно заклинание не сработало, словно Трэверс ориентировался в полутьме гораздо лучшее нее и ставил щиты невербально, а она сама подарила ему миг для собранности, произнеся чары вслух, ожидая, что звук поможет сфокусироваться. По сути, Макфасти не была бойцом, и боевая магия давалась ей гораздо тяжелее другой. - Жаль, это упростило бы задачу, - если бы мешок оказался у нее, им не нужно было лишний раз сражаться, подбирая варианты проклятий попроще, чтобы не слишком покалечить противника на этих скользких камнях, где каждый шаг мог сыграть против. Но отчего-то Кейрен не спешил атаковать, нервируя ее и вновь вынуждая задуматься о причинах, хотя очевидным оставался факт, что в ее истории Трэверс - злодей, и никаких оправданий не заслужил.

- Знала, и что с того? Ты же тоже прекрасно знал о моей осведомленности и о том, что твои легенды не подействовали, - разве что, совсем немного, и не в части лжи, а в аккуратной порции правды, что привела к тому, что думать о нем исключительно как о браконьере Дана не смогла, добавляя на холст ассоциаций новые мазки. Сейчас картина все еще напоминала непонятное сплетение темных оттенков сумасшедшего абстракциониста - ничего четкого. В ее голове, скорее всего, тоже, потому что Макфасти пошла на зов его голоса подобно змее, очарованной мелодией заклинателя. Она сделала осторожный шаг навстречу, удерживая равновесие на камнях, чтобы ухватиться за мешок и дернуть, но оказаться в западне. Ожидаемо и глупо - поддаться, будто не знала, что он ее перехватит. Будто не предчувствовала подвох... или сама хотела поддаться? В последнее верить не хотелось даже тогда, когда почва ушла из-под ног вместе с активацией мордредового портала, что тоже казалось теперь вполне логичным исходом, ведь он не мог трансгрессировать на острове, а магия отнесла бы его прочь отсюда, как только он забрал бы мешок.

Мир качнулся, когда они оказались в неизвестном ей домике. Макфасти рванула руку, но не успела поставить Протего - Трэверс опередил ее и связал запястья ее же заклинанием, обездвиживая ладони раньше, чем она смогла бы начертить любую из формул, даже короткого Орбис. А теперь и думать об этом не было смысла, ведь и палочки лишилась, оставаясь практически беспомощной. Из арсенала у нее - только гневные взгляды, что она бросала на официально закрепившего статус похитителя и вора Кейрена. Дана разочаровалась. Но винить могла только себя, а потому и ругалась мысленно, ведь каждое из действий мужчины предсказывалось даже без особенных знаний, но она, очевидно, слишком отрицала после неудачного опыта интуицию и Прорицания, чтобы теперь гневаться и даже немного бояться, потому что не имела понятия, что последует дальше и чего от Трэверса ожидать.

- И что теперь? Бросишь меня в подвал, чтобы я не выдала твои тайны? - она совершила еще один сильный рывок и хаотично отступила назад, чтобы оказаться подальше от Рена, от его глаз и довольного выражения. - Через время меня будут искать, а похищение человека наказывается сильнее, чем браконьерство, и ты об этом знаешь, - или он совершенно точно уверен, что она не подаст заявление на него, что проглотит это послушно и даже скажет, что ей вкусно? От бессилия она попробовала разъединить запястья и вырваться из магических наручников, но те крепко держали и не позволили развести руки. Даниэлла мельтешила по комнате, пытаясь нащупать взглядом возможные точки отхода, но в незнакомом месте сделать это - тот еще квест вслепую. - Ты ужасный человек. Я не понимаю, какого соплохвоста ты... такой. Что тебе от меня надо? Я просто хочу вернуть себе то, что ты украл. Оно тебе не принадлежит, - как и сама Макфасти, следовало бы добавить, но она прикусила язык очень вовремя. А если бы взгляд мог сжигать, то Кейрен уже явно загорелся бы, освещая окружающее их пространство. Но нет, стоял и смотрел на нее со смесью сложно читаемых эмоций. И просить или умолять освободить ее она не будет, опускаясь так низко, чтобы потешить самолюбие преступника. А та случайность в галерее - только ее ошибка, как и неудавшийся план, в котором она сделала ставку на примесь, которая все же, видимо, лжет.

[indent] слизеринец думал, что в виверне не нарвется на неприятности, не нарвется на кого-то, кто побеспокоит его уединение. ведь ему просто хотелось посидеть в одиночестве, понаблюдать, кака отребье волшебного мира губит свои последние крупицы мозга в спиртном. мог ли он когда-нибудь подумать, что будет отпираться и отказываться находиться в компании известного квиддичиста? мистер аберкромби был одним из лучших ловцов и это должно греть его душу, потому что он видел, как его подруги по факультету пускали слюни, лелея хоть какую-то возможность оказаться рядом с выдающимся спортсменом. барти и сам не понял, как попал под эти чары. ему неловко бросать всё и убегать, ведь он покажется крупным мудаком, но показаться на страницах мерзких изданий тоже не хочется. он знает, что ему прилетит от брати крауча-старшего за такие тусовки в летние каникулы.
[indent] пускай, он и был уже совершеннолетним, но всё еще сильно зависел от своего отца финансово, и крышей над головой. с этой темой нужно было что-то решать и в краткие сроки, чтобы выйти из-под влияния отца. этим он пытался заниматься сегодня весь вечер, но увы и ах, его фортуна решила повернуть  жизнь круто в другое русло. что ж ему остается только повиноваться судьбе. и будь, что будет. в целом, всегда можно свалить, что это было оборотное зелье и он вообще-то был дома, а мать подтвердит. мать всегда на его стороне. на стороне любимого сына..так ли это было на самом деле? у барти были смешанные чувства по этому поводу, он не мог здраво мыслить, находясь рядом с родителями. потому что один его постоянно упрекает, а вторая показывает любовь и заботу, видя, что отец не благоволит единственному сыну. тут хоть из штанов выпрыгни и будь самым лучшим учеником своего курса - не поможет, отец всё равно будет считать, что барти делает не достаточно, чтобы получить любовь отца. так почему бы барти не отплатить той же монетой? здесь и сейчас. раз мистер аберкромби хочет, чтобы все в пабе веселились, то слизеринец это устроит, но на свой садистский манер. он запоминает всех журналистов здесь, потому что после он пойдет по их душу и угрозами заставит не выпускать статьи про него, пусть живятся материалом про спортсмена, а его имени там быть не должно.
[indent] - ну, конечно я не шутил. на каждого человека алкоголь действует по-разному. не всем бывает весело, как вам, например.- барти вежливо улыбается. да и что он пьяному объясняет? они сейчас не на равных, а посему ему нужно догнать кондицию своего визави, чтобы они могли друг друга понимать. - хочу посмотреть как устроен мир в низших кругах, может быть за адреналином..зачем люди приходят в бар? за общением, выпивкой, излить свою душу.- барти хочет понимать людей, что ими движет, чтобы в будущем он мог легко манипулировать ими, учитывая, что он собирается сделать после школы, то ему определенно необходимо знать о людях чуточку больше. понимая и зная все их грехи, иногда можно и без империуса обходиться, прибегая к старому доброму шантажу или пыткам..если время позволит на пытки, безусловно.
[indent] ну и гадость же этот огневиски,- он все еще морщит нос, но теперь ему уже привычно это жжение внутри. организм смирился. плесните еще,- показывает бармену на свой пустой бокал. всё-таки если публика жаждет шоу, то почему бы его не предоставить?
[indent] алкоголь плохо влияет на психическое состояние крауча-младшего, ему бы держать себя в руках, но стоит хотя бы капельке алкоголя коснуться его губ - он меняется. ослабляет вожжи контроля, предоставляя своему внутреннему ребенку вылезать наружу. а это не самое хорошее мероприятие. ведь слизеринец становится неуправляемым, а вкупе с его социальными навыками - опасным для общества.
[indent] - они нарушают мое личное пространство. и я не давал разрешения меня фотографировать. вы что смеетесь? какая еще первая полоса. я вряд ли стоящая персона, чтобы быть там, - придется вырезать глаза этим фотографам- недобрый блеск в глазах слизеринца проскальзывает, придумывая какое же заклинание применить, чтобы эти недотепы точно не слили его в прессу.
что-то еще ему йен дал попробовать, а крауч уже перестал отпираться. он сдался натиску этого спортсмена, предоставляя ему вести в этом танце.
[b- не стоит переживать за доставку моего тела домой. порт-ключ меня вернет домой. вы же знаете, как они работают. наверняка.[/b]- он сейчас йена тупым назвал? ох, уж этот чопорный мальчишка, никогда не держит язык за зубами.
- да, бартемиус, но пожалуйста. зовите меня барти,- полное имя вызывает у него рвотный рефлекс, посему он вновь что-то алкогольное опрокидывает в себя. и всё было бы чудесно, если бы не чертовы журналисты. одну вспышку гнева он уже сдержал при них. теперь грядет вторая. его ноздри раздуваются, волшебная палочка оказывается в руках каким-то чудным образом, да так быстро..он крепче ее сдавливает, чтобы устроить тут дуэль по меньшей мере, по большей массовое убийство. спокойно, барти.
- йен, могу же так обращаться?- цедит сквозь зубы крауч-младший, -да, все верно мой отец работает в министерстве. и конечно же я вас не познакомлю. он очень занят.- и не хватало еще слушать нотации от отца, что я связался со всяким сбродом, который окружает именитого ловца. у барти едет крыша, ему срочно нужно выходить из положения и отпугнуть этого проклятого журналиста. он быстро наводит палочку на журналиста и резко произносит обливейт,- доподлинно ему неизвестно насколько отлично он наложил заклинание на этого мужчину, но гордый собой, что чуваку придется полежать в мунго и возможно никогда не обрести обратно память или рассудок, но ему плевать. он спас свою жизнь сейчас, предпочитая оставаться в тени. компания недоуменно на него посмотрела. что? чего вы такие удивленные. продолжаем веселиться!- барти начал сам всем разливать огневиски по стопкам. - да бросьте, это весело. я же сказал, что не хочу, чтобы журналисты цеплялись ко мне. теперь подумают, прежде чем пытаться заработать на мне. у вас же они могут брать интервью, делать фото..вы для этого и отправились в квиддич. за славой, мировой любовью, обожанием и почитанием. я же предпочитаю чуть менее открытый образ жизни.- он ехидно улыбается, полностью расслабившись.

Завидев толпу там, где ее не должно было быть по всем законам логики, Ирма с опаской останавливается. Она являлась частым гостем на черном рынке, но не то, чтобы хотела, чтобы об этом знали вообще в с е. А именно столько людей здесь сегодня и было, словно вся магическая Британия решила собраться в одном из самых опасных и обычно нелюдимом месте Лондона. Первой мыслью было развернуться и уйти. И в любой другой ситуации она бы так и поступила, чтобы прийти позже, когда обстановка станет поспокойнее и все вернется на круги своя, но именно сегодня сделать так она не могла. В ее сумке лежала древняя книга, пропитанная темной магией настолько, что Ирма буквально ощущала ее кожей и ощущение это было не из приятных. Книга была голодна. Ее обложка была обтянута потемневшей от времени и количества прикосновений кожей, о бывшем хозяине которой Ирма старалась не думать. Страницы книги, испещренные мелкими буквами бурого цвета, хищно и едва заметно вибрировали, готовые в любой момент резать пальцы неосторожных читателей. Книга требовала крови и утолить ее жажду было вопросом безопасности, как самой Ирмы, так и учеников Хогвартса, которые нет-нет да и забредали в Закрытую секцию, несмотря на все меры предосторожности, которые Ирма, как библиотекарь, пыталась предпринимать.

- Тише, скоро будет обед, - она мягко поглаживает книгу сквозь плотный кожаный бок своей сумки, разговаривая с той, словно та была живой и разумной.

Впрочем, так оно и было. В некоторых артефактах магии было столько, что они начинали обладать своим собственным характером и настроением. У них появлялись свои потребности и методы их удовлетворения. И потребности этой книги были стары, как мир, а характер - прескверным. И, если сама Ирма еще могла бы отодвинуть момент "кормления" на более подходящий, то книга ждать не собиралась. Ирме приходилось лишь слышать о последствиях того, что сотворила проголодавшаяся книга, которую не напоили кровью вовремя, в прошлый раз, и видеть это воочию Ирма не желала. Потому она исправно удовлетворяла жажду книги, поначалу делясь с ней своей собственной кровью, считая это наиболее безопасным и удобным вариантом. Одна-две капли из проколотой подушечки пальца решали проблему на пару месяцев, но чем больше проходило времени, тем более жадной книга становилась. Ирма начала экспериментировать с кровью различных видов волшебных существ и методом проб и ошибок пришла к выводу, что именно кровь ре-эма нравилась книге больше прочих и утоляла ее голод на добрых шесть-семь месяцев к ряду. Проблема была только в одном: кровь ре-эма была настолько редкой, что не находилась в свободной продаже почти никогда, а, если такое чудо и случалось, то стоила она огромных денег. К счастью, Ирме удалось объяснить целесообразность таких затрат директорскому составу и попечительскому совету Школы, да и у профессора Слагхорна в Хогвартсе обычно находились небольшие запасы ингредиента, которые Ирма могла использовать. Но только не в этот раз. В этот раз буквально все пошло не так. И потому Ирме пришлось отправиться на черный рынок, чтобы отыскать запрещенный к открытой продаже элемент этой странной пищевой цепочки, а книгу взять с собой - не могла она оставить ее в таком состоянии в библиотеке, как и отдать на попечение профессора защиты от темных искусств тоже - тот не обладал столь же лояльным отношением к темным артефактам и книгам, как Ирма, которая любила их какой-то иррациональной любовью, а потому профессор ЗОТИ, как правило, предлагал работающие, но радикальные меры обезвреживания в стиле "Спалить ее в адском пламени и черт бы с ней".

- Ладно, - Ирма выдыхает, натягивает капюшон мантии на голову и уверенным шагом следует к лавке, в которой привыкла закупаться, проходя мимо стайки молодых волшебниц, что звонким смехом оскверняли сакральную природу Лютного переулка, не терпящего подобного отношения к себе, - потерпи, если не найду твое любимое блюдо, скормлю тебе их, - книга дергается в сумке и Ирма крепче хватается за лямку руками, чтобы не дать той упасть с плеча.

[indent] we need to fly ourselves before someone else tells us how
[indent] something is off, I feel like prey; i feel like praying

[indent] в этот вторник воздух был перенасыщен неожиданным напряжением, словно предчувствием грядущего шторма, что готов обрушиться на лондон затяжными проливными дождями вместо ожидаемой почти майской погоды. привыкшая к солнечным лучам за последнюю неделю, рита поморщилась, когда вместо света в окно её разбудил проклятый пискливый будильник, и, подрываясь на ноги, с коленей упала папка, в которой были новые детали по делу люси макнейр, со слов департамента правопорядка, закрытому и разрешенному в пользу погибшей, которое тревожило журналистку и по сей день. с тех пор, как люси макнейр наконец-то упокоилась в родовом склепе, а колдограф тесеус загремел за убийство в азкабан, жизнь вернулась на круги своя, однако, вся эта схема не давала покоя и выглядела уж слишком картинно-постановочно. впрочем, это действительно мог бы быть самый обыкновенный рабочий день, если бы не надпись кровью на зеркале, которую маргарита обнаружила в ванной, сонно плетясь, а после ночи напряженной работы замечая её второй после слишком яркого света лампы. её пальцы невольно тянуться ближе к холодному стеклу, следуя контурам надписи, «увидишь, что случится, если ты продолжишь».  кровавые подтёки довольно длинные, по чему можно судить, что тот, кто оставил её — скорее всего уже покинул квартиру на косой аллеи. но…

[indent] помимо того, что тесеус был идеальным подозреваемым, будто подложенным агатой кристи в дело для того, чтобы спустить всех собак, при личном допросе, за которым скитер наблюдала из другой комнаты, он не производит впечатления злого гения, который мог провернуть трюк с кольцом. он был магглорожденным волшебником, что убил девушку, которая его не выбрала таким изощренным способом так просто и не смог объяснить, что за вещество было в кольце. журналистская интуиция риты подсказывала ей, что дело было не только в обиде и отвергнутых чувствах, он выглядел частью чего-то большего, при этом оставаясь противной мямлей —  прорыдал львиную долю собственного допроса, признаваясь даже в том, чего не совершал, что было довольно выгодно некоторым сотрудникам министерства, чтобы закрыть дела столетней давности.

[indent] металлический запах крови на языке вынудил поморщиться, и блонди впервые за долгое время проверила палочку и крепко сжала рукоять, проверяя шторку душа, где потенциально все ещё мог скрываться тот, кто нанёс послание, а так же небольшое окно на предмет взлома. напряжение девушки передалось и самой палочке, потому что там словно запульсировала в руке, вырываясь и с грохотом падая на кафель. перепуганная, она сходу опустилась на колени, поднимая, и прижала её чуть ближе к груди, стараясь не расставаться с ней после романтического свидания с уолденом макнейром в подвале пожирателей смерти. дело дрянь. хотя рита скитер и угрозы шли бок о бок почти всю её журналисткую карьеру, начиная от разгромных репортажей про макуса до раздутых слухов про министерство великобритании, чаще всего она с ними мирилась и, иногда, даже довольно хмыкала, подмечая какую-нибудь новую формулировку с критикой, что выглядит как годное оскорбление её творческих потугов. всех пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать сколько раз она получала записки с угрозами, посылки, в которых лежали её фотографии исполосованные с выколотыми глазами, но кровь в ванной определенно выбивалась из всей картины злоключений тем, что тот, кто её здесь оставил — мог бы убить её в любой момент и он был здесь.

[indent] то, что новый тип угрозы был связан с макнейрами было неочевидно только дураку, однако рита скитер не особо горела желанием прибегать за помощью к уолдену, даже если пропустить мимо ушей тот факт, что он был пожирателем смерти, его методы решения проблем едва ли ложились в картину мира риты скитер и почти всегда начинались необоснованной жестокостью, а заканчивались необузданным насилием. после ночки в обнимку с делом — это было последним, что ей хотелось бы прочувствовать на своей шкуре, особенно, если рассказать ему, что она продолжила копать это дело без его любопытного носа и приглашения на чай после того рандеву.

[indent] стерев угрозу бытовыми чарами, скитер нахмурилась и принялась умываться, не досчитавшись среди всех своих вещей чёрной зубной щётки, которую она никогда не уносила из ванной. всё больше дурных мыслей закрадывалось в голову, когда в попытках сварить утренний кофе, в банке вместо кофе она обнаружила обескровленную дохлую мышь, по всей видимости, именно её кровью было выведено послание на зеркале. её замутило сильнее, когда девушка коротко пробежалась по своему гардеробу и не обнаружила белой рубашки, которую она планировала надевать сегодня на работу. это всё больше напоминало сбор материалов для какого-нибудь ритуала-жертвоприношения или, ещё хуже, коллекции серийного маньяка, который выбрал её следующей жертвой. проигрывая каждый новый сценарий различных жутких вариантов развития событий, блондинку не удовлетворял ни один из них и, несмотря на всю любовь к своему семейному гнёздышку, она чувствовала всё меньше уверенности в том, что оставаться здесь было безопасно. тени танцевали на белых стенах вокруг и каждый шумный скрип старой половицы казался шагом того самого незванного гостя, жаждущего крови.

[indent] — ну, я ведь все ещё могу обратиться в аврорат, — задумчиво произнесла девушка, поправляя воротник пиджака и глядя в зеркало, расплылась в улыбке. могла бы, если бы несколько последних статей не посвятила коррупции внутри департамента магического правопорядка. золотое «убьют, приходите» работало не только в мире магглов.

[indent] поворачивая замок на двери, скитер обнаруживает, что та открыта. потрогав дверную ручку с другой стороны, скитер поморщилась и подняла ладонь, понимая, чем та измазана. вся входная дверь была покрыта кровавыми надписями, самая яркая из которых дублировала послание из ванной. желудок сделал сальто назад и она пошатнулась, делая неуверенный шаг вглубь квартиры. пожалуй, сегодня можно взять больничный? другого варианта, кроме как позвать макнейра не было.

[indent] иногда лучший способ бороться с тьмой – это обратиться к тому, кто ходит в ней с закрытыми глазами;
[indent] иногда, чтобы понять монстра, нужно поговорить с другим монстром.

[indent] без лишнего драматизма скитер вывела «есть минутка? р.»
[indent] и, вместо того, чтобы отправиться прочь из дома, отпустила свою сову.

Особняк в георгианском стиле раскинулся перед буйным садом. Прямоугольные оконные рамы отбрасывали правильные тени на аккуратно подстриженный газон. Образовавшие ров лужи превратили загородный дом в неприступный форт, со стен которого можно было обозреть почти весь лес. Тем контрастнее в ночных сумерках смотрелся сад вокруг: отяжелевшие от непрекращающегося дождя заколдованные бутоны неумолимо клонились к земле.

Пока рукава его рубашки промокли от влаги на перилах, капли затянувшейся непогоды пролетали мимо прозрачного зонта, что открывал вид на затянутое дымкой небо. Матиас глубоко вдохнул приправленный дымом от сигары Колтрейна воздух, борясь с желанием пасть жертвой пагубной привычки. Облачко пара расплылось над раскинувшимся пейзажем. Зима в этом году выдалась на удивление теплой.

— Пока мы будем носиться с бюрократией и выискивать необходимые прецеденты, под нашим носом… — выверенным движением он балансировал свой бокал, который провел на перилах достаточно времени, чтобы натянуть влаги. Тем лучше, еще одна пагубная привычка.

— Разрешения на порт-ключи раздают, как горячие арбузные пирожки, кому попало. Возьмись за них и не найдешь крайнего, — сетовал Кол сквозь крепкую сигарную дымку.

Оставалось только кивать в ответ. В канун Рождества, когда самое время оставить все рабочие вопросы в стенах Министерства, они позволяли последним водоворотом увлечь за собой мысли и просочиться в каждый без исключения разговор. Пока из-под оконных рам доносилась праздничная музыка, Матиас был полностью поглощен совсем иным.

— Видел результаты рабочего расследования Банбери. Бюрократы, опять все перед самыми праздниками, — он досадно щелкнул пальцами, будто перед ним расстилался не живописный пейзаж, а рабочий стол. — Сделают слушание сразу после Нового года, и пиши пропало.

— Закрытое, — поддакивал Кол. — Глаз да глаз…

— В конце концов обойдутся дисциплинарным выговором, — фыркнул Матиас, и желание почувствовать покалывание дыма внутри усилилось. — Все потому что во время фактически военное ни от каких мирных законов нет. Взять хотя бы разрешения на доступ к каминной сети…

Он уже был на волосок от того, чтобы затронуть одну из излюбленных тем. Широко расправил плечи, откашлялся и приготовился, как умелый дирижер, подкрепить сказанное жестами. Когда балконная дверь скрипнула, музыка стала громче, и момент ускользнул сквозь пальцы.

— Опять занимаешь моего супруга работой? — белокурая женщина немедленно добавила утонченности в их тесную компанию.

— Всего-то на пару слов, Люсиль, — Матиас расплылся в услужливой улыбке и виновато склонил голову. — Весь твой.

Смех лился рекой внутри среди гостей, и Матиас слегка отодвинул воротник рубашки от внезапно подступившего жара. Можно было подумать, что здесь царил идеальный мир, где страна совсем не утопала в кровавой войне. Сложившаяся обстановка никак не шла у него из головы, хотя всем своим видом он демонстрировал непринужденность. Матиас сыпал направо и налево щедрые комплименты, не всегда от чистого сердца, но в полной мере искренне опустил ладонь на талию Марион, когда сумел добраться до отличительной рыжей головки в толпе. Весьма полезная отличительная черта.

― Миссис Эббот, прекрасно выглядите, ― он признательно кивнул собеседнице кузины, попутно перечисляя в голове весь набор данных, что хранил о женщине. ― Как успехи у вашего сына? Слышал, он его ждет повышение, не так ли? Весьма похвально.

― Да, да, ― собеседница засветилась изнутри при каждом брошенном комплименте, пусть из вежливости. ― Но толку-то, когда никаких продвижений в вопросе брака? Марион со мной, вот, согласна.

― Да неужели? ― Матиас удивленно поднял бровь, обращаясь к сестре.

Солнце клонилось к закату. Медленно и будто бы с неохотой лучи расползались по горизонту, наполняя гостиную мягким закатным светом. В этом свете пританцовывали и суетились мириады золотистых пылинок, с каждой минутой, по мере захода солнца, становясь всё менее и менее различимыми. Сквозь приоткрытое окно в комнату врывался суетливый сентябрьский ветерок, принося с собой аромат жасмина и пряных специй — суета на рынке медленно сходила на нет. Закрывались лавочки, волшебники спешили по домам. Грегоровичу спешить было некуда — их с Дагмарой уютная квартирка, обставленная заботливой рукой сестры, находилась как раз над лавкой, которую Димитриус закрыл четвертью часа ранее.
Точно большой кот после долгого сна, мужчина медленно потягивается, снимает сюртук, привычно кидая его на спинку кресла, и закатывает рукава белой рубашки. На маленьком столике подле кресла дымится кружка с чёрным кофе, крепким и неразбавленным. Димитриус привык работать поздними вечерами, когда солнце уплывало за горизонт. В это время суток ему думалось яснее, возрастала сосредоточенность и начисто улетучивалась сонливость, с которой он обычно боролся всю первую половину дня. И был бесконечно благодарен Маре за то, что она брала заботы по открытию лавки на себя, часто давая ему проваляться в постели до полудня. Толку от него с утра — всё равно никакого. Виной тому то ли давняя привычка, которую мужчина перенял у деда — тот тоже обычно трудился ночами, то ли разница часовых поясов между Лондоном и Софией, то ли бесконечная лондонская хмарь и туман, нагоняющий тоску вот уже сколько лет подряд.
Oн держал в руках наброски будущей палочки, задумчиво скользя взглядом по витиеватому узору на рукояти. Димитриус давно был бы уже у себя в мастерской, если бы не настоятельное желание сестры поговорить. Это поговорить, произнесённое ею с ощутимым нажимом и безапелляционной требовательностью в голосе исключало возможность увильнуть от беседы или отложить её на потом, как обычно делал Грегорович, когда речь заходила о делах Тёмного лорда. Дагмаре, обычно, приходилось его едва ли не к стенке припирать, чтобы добиться обсуждения. Как правило, в этом отношении Димитриус был молчалив и, насколько это возможно, старался держаться подальше от гущи событий — если только сестра не вынуждала его бросаться за ней в водоворот дел и интриг. Влекомый чувством безотчётной заботы о ней, мужчина позволял втянуть себя в события, участником которых быть не хотел. Но обо всём об этом Димитриус молчал, позволяя сестре быть там, где ей хочется, но не спуская бдительного надзора. Мало ли что.

Это долгожданное мало ли что настало, к глубокому разочарованию Мары и затаенной радости Димы — Тёмный лорд пропал. Или умер. Или умер и пропал — с какой стороны ни посмотри, уже хорошо. Но интуиция подсказывала, что вздохнуть с облегчением и остаться в стороне сестра им не позволит. Oна обязательно втянет его во что-нибудь, влекомая именем Лорда, точно невинный мотылёк пламенем костра. И всё же Лорд был не самым худшим вариантом, которым могла увлечься Мара. Ладно хоть в волшебную рок-группу не подалась или, ещё хуже, пошла бы по стопам отца в преподавание.

Её невесомые шаги узнаваемы почти на интуитивном уровне, но мужчина не спешит отложить наброски. Oн улавливает знакомый аромат: острый, пронзительный, чуть горьковатым послевкусием оседающий в воздухе — Мара совсем близко. Нехотя мужчина откладывает рисунки обратно на столик и, продолжая удерживать чашку в руке, другой обнимает сестру за плечи.
— Мара, — Димитриус улыбается, чуть наклоняясь для того, чтобы чмокнуть сестру в макушку. Oна — такая родная, бессовестно любимая, дороже, чем сама жизнь. Такая молодая, такая смелая и такая... безрассудная... — Это хорошо, что ты решила поговорить, потому что у меня к тебе тоже разговор, — Димитриус чуть усмехается, отпуская сестру и удобно устраиваясь в одном из двух стоящих подле камина кресел.
— Поцелуй девушки дороже золота, — он идет прямо от сердца. Золото на ее губах, золото в ее сердечке, — он улыбается, чуть щуря свои льдинисто-голубые глаза, недвусмысленно намекая, что видел Мару в обществе... поклонника? В лавке несколько дней назад, когда вернулся из небольшой командировки в Шотландию намного раньше обещанного. Oн ездил договариваться о поставках необходимых для создания палочек пород дерева.

Но лукавый тон и кошачий взгляд, а также эти недвусмысленные намёки — лишь попытка оттянуть неизбежное. Димитриус дразнит сестру, стремясь увести разговор в иное русло. Разговаривать о недавно прошедшем собрании пожирателей смерти и о том решении, которое там было принято — совсем не хочется. Разговаривать о Лорде — не хочется вдвойне. Может быть сейчас, когда в личной жизни Мары — чёрной жемчужины их славного рода — всё налаживается, ей куда меньше захочется заниматься достижением чужих идеалов, далёких от гуманности и благородства? Димитриус всё ждал, когда сестра наиграется в эту жестокую игру, находя Тёмного лорда лидером сильным, но... сейчас, когда он погиб, стоила ли эта игра свеч?

Она не была в семейном поместье уже... сколько? Десять гребаных лет? Да, с того самого дня, как стала неугодна собственной семье. Со дня своей свадьбы. Жалела ли Ребекка о том, что вышла замуж за человека, которого любила, вопреки родительскому мнению? Ни минуты. Скучала ли она по жесткому отцу и бесхребетной матери? Было бы враньем сказать "Ни единого дня!", но все-таки обида на них в ее душе была куда сильнее. И потому, поплакав первые недели после того, как отец прогнал ее, она довольно быстро успокоилась, обретя новый дом и семью в лице Бёрков. Они были куда любезнее с ней, понимая, что невеста с такой фамилией, пускай и вошедшая в немилость главы семейства, это выгодное приобретение. Ведь никто не вечен. Да и отцы имеют свойство прощать любимых дочерей, когда гнев их стихнет, а в доме воцарится непривычная уху тишина.

Получив приглашение Рудольфуса приехать в поместье, Ребекка была удивлена. Да, они сумели примириться с Рудольфусом, отыскав общий язык спустя многие годы после скандала, в который Ребекка втянула всех, но не настолько, чтобы старший брат звал ее в отчий дом вопреки воле Танатоса. Это было странно. Нахмурившись, она перечитала короткую записку, написанную аккуратным витиеватым почерком, несколько раз. Листок пергамента отсвечивал в отблесках подрагивающего пламени свечи, освещавшей письменный стол. Ребекка размышляла, что такого важного, из ряда вон выходящего, могло произойти, и о чем при этом нельзя было написать на бумаге, чтобы ей пришлось вернуться домой. Может быть, кто-то умер? Сердце запнулась на один счет, а затем пустилось в нервный галоп. Ребекка думала о близнеце. Рука сама потянулась к одному из браслетов, украшавших запястье. Она коснулась его привычным жестом, посылая сигнал Рабастану - если он жив, он ответит. Почувствовав, как металл наполняется теплом, а камни начинают будто бы сиять изнутри, она облегченно выдохнула. Лишь после этого ей удалось успокоить дыхание и мысли и предположить, что о кончине Рудо написал бы прямо. Но тогда что? Пожиратели Смерти? Она никогда не имела прямого отношения к деятельности Темного Лорда, но знала, что мужчины их семьи поддерживали его идеи и помогали строить новый режим. Ей никогда не сообщали подробностей и деталей, но этого было и не нужно - она сама не хотела их знать. Она держалась в стороне намеренно, считая, что, если увязнуть в этом деле, то выбраться уже не удастся. Чистым, во всяком случае. Черный не был безопасным местом, но там хотя бы все было ясно. У этой игры были правила. И Ребекка их хорошо знала. Правила же,созданные Темным Лордом, в любой момент могли быть изменены их создателем. И только он решал, кто продолжит перемещаться по доске, а чья голова полетит с нее прочь, кувыркаясь. И это было не для нее. Но ее братья... ее отец... в груди сжалось.

Она бросила пергамент в огонь камина прежде, чем окрасить его в зеленый горстью летучего пороха и сгинуть в нем самой. Отряхнувшись, она ступила на деревянный пол главной залы и неуверенно огляделось. Столько лет прошло, а в доме ничего не изменилось. Все выглядело ровно так, как в тот день, когда отец едва не выжег ее с семейного древа. Вспомнив о нем, Ребекка перевела взгляд на противоположную стену - гобелен с множеством вышитых на нем лиц внушал все тот же трепет. Она пересекла комнату, стук ее каблуков разлетался множеством осколков внезапного эха. В этом доме никогда не было так пусто.

- Госпожа Ребекка, - знакомый скрипучий голос семейного домовика заставил ее вздрогнуть, она посмотрела на существо с легким презрением, раздраженно выдыхая, - господин Рудольфус предупредил о вашем визите, он просил, чтобы вы подождали его в этой комнате. Я могу предложить вам чай?

Внутри у нее вспыхнул огонь. Домовик вел себя так, словно ее старший брат уже стал хозяином этого дома. А это был и е ё дом. Что бы они там себе все ни думали, этот дом все еще принадлежал и ей тоже. И она не собиралась чувствовать себя в нем гостьей.

- Уйди с дороги, - проговорила Ребекка, отпихивая домовика ногой, - где мой брат? Он хотел, чтобы я пришла, так почему он меня не встречает? - развернувшись на шум шагов, Ребекка встретилась взглядом с Рудольфусом - тот спускался по главной лестнице, ведущей в часть дома, в которой находились кабинет Танатоса и личные спальни семьи, - что случилось? Что-нибудь с Рабастаном? - она знала, что с ним все в порядке, но хотела лишний раз подчеркнуть, что это единственная достаточно важная причина для того, чтобы тащить ее в этот дом.

[indent] Прошло уже больше часа после того, как рука Риты Скитер коснулась Магической Конституции, после чего её сердце больше никогда не билось спокойно — впрочем, о том, было ли это после того, как её статью напечатала «The New York Ghost» или после закрытия дверей заседания о клевете, которую со слов МАКУСА распространяла журналистка можно было ещё поспорить. Она должна была быть сильной, независимой и уверенной в себе как никогда, но бурное море эмоций страха и неуверенности разливалось внутри с каждым новым зачитанным обвинением. Сидя за дубовым столом, Рита ощутимо волновалась, искоса поглядывая на своего адвоката с надеждой, словно тот был по меньшей мере спасателем на пляже её бурных сомнений  — она так и не рискнула уточнить у Арчера было ли это дело первым громким в его карьере, и готов ли он к тому, что её отправят за решетку, запятнав безупречную репутацию этим провалом? Встреча с ним произошла всего несколько часов назад, и несмотря на то, что его присутствие придавало ей некоторое ощущение безопасности, все её внутренности сделали сальто, когда её призвали к ответу. Новые обстоятельства, запутанный и чрезвычайно короткий разговор перед заседанием и безумие всей этой ситуации смешались в её голове как какой-то безумный алкогольный коктейль, создавая туманную пелену, через которую ей пришлось пробираться, чтобы спрятать тревогу в нагрудный карман пиджака. 

[indent]  — Мисс Скитер, вы обвиняетесь в клевете по статье за 16 июня 1971 года, в которой вы утверждаете, что МАКУСА скрывает коррупцию, связанную с восстановлением квартала после Гриндевальда. Вы заявляете, что цены на восстановительные работы превышают рыночные на десять раз. Как вы можете опровергнуть эти обвинения? — звучал голос представителя суда и девушка поежилась, роняя голову в руки и целых тридцать секунд потратив на то, чтобы прийти в себя, подняла голову на Эвермонда. Адвокат ответно поднял взгляд на Риту и молча кивнул, словно поддерживая её мысли. Его уверенность, казалось, переполняла комнату, но слова обвинения прозвучали как грозовые раскаты, нарушающие тишину зала.

[indent] — Ваша честь, я лишь выполняла свою профессиональную обязанность как журналист, информируя общественность о важных событиях. Мои источники надежны, и я уверена в их правоте как никто, — произнесла блондинка, поднимаясь и стараясь передать в своём голосе уверенность, которая покидала её с каждой минутой нахождение в зале, испаряясь из тела вместе выступившими каплями пота на лбу. 

[indent] Очередной вопрос, подобно молнии, разрядился в зале, заставляя её поёжиться и на миг придвинуться ближе:

[indent] — Но почему вы не представили никаких доказательств своих утверждений? Почему вы не можете раскрыть имена ваших источников?

[indent] Рита почувствовала, как сердце начало биться ещё сильнее, прилившая кровь била в ушах набатом, несмотря на всеобщее смятение и жар внутри — руки словно лишились всего тепла, задрожав от натянутых канатами нервов.

[indent] — Ваша честь, это так, но….  — она метнула быстрый безумный взгляд на своего адвоката, все ещё безмятежно оглядывающего зал и судью и с запинкой продолжила….. — Мои источники находятся под защитой… и…. Это не так просто, они...

[indent] Она не могла раскрыть перед судом собственную тайну, что начала практиковать анимагии в форме жука ещё в Ильверморни и во многом преуспела, после чего и смогла добыть несколько доказательств, пройдясь по ним взглядом с фотографической памятью. Недостаток магии новичка на начальном уровне вовсе не предполагала возможности пронести их через двери Министерства в форме жука. Все же это была довольно сильная магия, а ей было всего двадцать. О этом маленьком нюансе при честном разговоре с адвокатом часом ранее она тоже умолчала, или попросту не успела сообщить — так она тешила себя мысленно. Засмотревшись на Арчера Эвермонда в поисках поддержки, всё о чем мечтала Рита Скитер это о волнующем её юную душу горячем и воодушевляющим "Протестую" из его уст, что наконец-то освободит её от ответа на этот идиотский вопрос. В зале стояла тишина, словно все присутствующие задержали дыхание, ожидая следующего хода. Рита чувствовала на себе взгляды всех зрителей, как будто их взоры проникали сквозь неё, раскрывая каждую её слабость и сомнение. Заседание ощутимо затягивалось и для одного дня она уже и без того послушала и сболтнула достаточно. 

[indent] Только бы им оказаться наедине, чтобы обсудить всю стратегию прежде, чем на её хрупких руках замкнуться кандалы. Умоляю, умоляю, умоляю. Протестую? Ну неужели я так много прошу?

w h e n   w e   w e r e    y o u n g   w e   w e r e   t h e    o n e s
— the kings and queens
[indent] в детстве эдгар  обожал сюрпризы. без них не обходился ни один семейный праздник, особенно дни рождения. родители боунсов, несмотря на строгость воспитания, в подарках детей не ущемляли, эдгар не был исключением и глубоко в его воспоминаниях еще были живы те дни, когда он получил свою первую метлу, игральные шахматы и взрывные карты. в душе его еще было живо тепло, которое разливалось по телу от тех детских эмоций. но сейчас, сейчас по его телу разливалось совершенно другое тепло - алая кровь проскочила собой подол рубашки. кровь просачивалась сквозь пальцы, рукой он пытался зажать рану, помогало ли это? сомнительно, но отпускать он не решался. франциск его торопил.

[indent] - надо убираться отсюда, боунс, - он повесил свободную руку эдгара себе на шею, стараясь перевести на себя массу тела товарища. его голос был тихим, но тревогу в нем услышать было несложно. они прошли несколько шагов, а потом боунс остановился.

[indent] - подожди, - сказал эдгар оборачиваясь лицом к старой хижине, скрытой чарами от маглов в лесу.

[indent] - что ты делаешь? эд, сейчас не лучшее время медл... - фран не успевает закончить свою фразу, как боунс шатаясь на ногах направляет палочку на дом, в котором они только что потеряли двоих соратников, а сами едва выбрались из рук смерти, дыхание которой они все еще чувствовали на своей коже.

[indent] - экспульсо - боунс бросает взрывное заклинание в логово пожирателей и, как оказалось, вампиров. боунс несколько минут наблюдает за тем, как он разгорается, - чтоб никто не выжил. наверняка, - он возвращает свою руку на плечо франциска, опирается на него и спешно отходит дальше; пламя сзади отдает жаром в спину, люди из соседних домов начинают суетиться, улица утопает в их голосах. орденовцы отступают в безопасное место, останавливаются в закоулке и дают себе передохнуть. франциск находит в кармане сигареты, одну берет себе, другую отдает эдгару, тот ловит её губами, вместо зажигалки использует волшебную палочку, на её кончике показывается небольшой огонек, все благодаря заклинанию огня, которое боунс использует с помощью невербальной магии.

[indent] - нас подставили, - фран себе места не находит, меряет шагами темный закоулок и нервно машет руками, - совпадения быть не может, кто-то подставил нас, в доме не должны были быть вампиры, только двое пожирателей смерти, - его сигарета выпадет из рук, он дракла упоминает и спешит достать новую из пачки.

[indent] - тебе бы успокоиться, фран, - голос боунса будто из загробного мира доносится, слишком спокойный, для подобной ситуации. негромкий, но акустика закоулка его подхватывает и от этого становится не по себе. эдгар руку от раны убирает, чтоб оценить масштабы ущерба. здесь его навыков в колдовской медицине явно буде недостаточно. франциск поднимает на него глаза, будто только сейчас осознает, что боунс ранен. и ранен серьезно. все больше вещей окрашены кровью эдгара, как и его рука, что впитала в себя достаточно крови.

[indent] - драклова сила, что с этим делать будем? - они оба понимали, что в мунго ему нельзя - он не был на службе, не выполнял задание аврората в результате которого и пострадал. он действовал в обход закона и если он явится с таким ранением в больницу, возникнут вопросы сначала к нему самому, а потом все дойдет до отдела магического правопорядка и руфуса скримджера, а тогда ему не отделаться дисциплинарным взысканием. эдгар думал быстро, перебирал в голове всевозможные варианты, но ничего лучше, чем обратится к брату, он не придумал.

[float=right][/float] [indent] - ответи меня к эдмунду, трансгрессируй. в эшфорд, - франц вопросительно выгнул бровь, но промолчал - лучшего варианта у него не было. он отбросил окурок и навел на него палочку, тот выстрелил красными искрами и исчез - театральщина была слабой стороной этого парня. он взял боунса за свободную руку и аппарировал в эшфорд. у самого эдмунда не хватило бы сил на перемещение. они оказались на одной из улиц города, что мирно спала в своих домах. редко где был свет в окне, а если и был, то тусклый, словно от свечи. они медленно шли вдоль улицы, пока не оказались напротив дома неда. боунс поблагодарил франа за помощь, они договорились утром обсудить происходящее, а пока тот аппарировал к дамблдору, чтоб рассказать о произошедшем. эдгар медленно поднялся к двери, его рука на секунду зависла в воздухе, не решаясь постучать. что он скажет? последний раз, когда они виделись с недом за семейным столом у родителей, он был примерным членом магического общества и одним из лучших авроров, а что сейчас? эдгар замедлил, но знал, что другого выбора у него нет. он постучал и оперся рукой на стену.

в замочной скважине щелкнул ключ, а потом дверь открылась.

[indent] - привет, нед. не выручишь брата?