Холод. Кажется, он пробрался под кожу, обвился вокруг костей. По долгу службы она слишком много времени провела сегодня на улице. Ледяные — нос, кончики пальцев рук и ног. По природе своей Кора всегда была мерзлявой; она плотнее кутается в вязаную кофту, под которой еще два слоя одежды. Укрывается шерстяным пледом. Она мысленно ругается на отопление, но оно работает исправно, в камине полыхает огонь. По телу прокатывается волна мурашек, когда худощавое тело женщины сотрясается от озноба. Собаки сидят рядом у дивана, скулят время от времени, смотрят на хозяйку то ли с жалостью, то ли умоляюще.

— Что? - вопрос повисает в воздухе. Некоторые рассудят, что разговаривать с животными удел сумасшедших. Но Кора точно знает — они понимают больше, чем многие люди. — Ладно, запрыгивайте, - похлопывает рядом с собой по дивану, что тут же исполняют четвероногие. Становиться теплее, когда шишуги устраиваются в ногах — у обоих температура тела хорошо разогретых радиаторов. То, что доктор прописал в такие холодные зимние ночи. Не проходит и получаса, как начинает клонить в сон — он уводит сознание из настоящего, вырисовывает яркие образы прошлого.

Глухой стук в дверь заставляет проснуться.

Собаки реагируют быстрее. Лай поднимается звучный, бьет по ушным перепонкам. Коре нужно время, чтобы осознать происходящее, сбросить сонливое оцепенение. Она заранее злится — уверена, что на пороге увидит старого друга, в чьём стиле вот так заявляться ночью. Шишуги уже у входной двери, прыгают и гавкают, словно с цепи сорвались, словно почуяли запах крови. Благо, защитные чары не позволяют услышать происходящее в доме снаружи.

— Тихо, вы! - командный голос, но те будто не слышат. Ногой отодвигает одну, рукой — хватает за ошейник кабеля. Открыть защелку, впуская в дом морозный ветер. Заготовленная гневная речь забывается при виде гостя. Изумление, словно чёрным по белому, читается на ее лице. Через секунду понимает, что задержала дыхание и выпускает облачко тёплого воздуха через приоткрытые губы. Она бормочет недовольно лишь бы скрыть смятение:

— Что.. что ты здесь… ради всего святого, ты видел время? - пауза, она замечает его состояние. — Ты ранен? Но собакам все равно, что внутри их покровительницы происходит революция. Одна из них почти выскакивает на улицу с намерением запрыгнуть на мужчину, но волшебница вовремя ловит ту за загривок. — Taci*! Место, я сказала, - приказ на румынском исполняется безропотно, оба замолкают, убегая вглубь дома, пристыженно опустив головы. Кора впускает гостя, рукой указывает направление в сторону гостиной. Прежде чем захлопнуть дверь, оглядывает улицу — нет ли за Генри хвоста или любопытных глаз из соседних окон.

— Нужно снять пальто, - избегая взгляда Макнейра, она стягивает с его плеч верхнюю одежду и кидает на спинку рядом стоящего стула. Помогает устроится на диване, где ранее так беззаботно дремала сама. Голова идёт кругом от одного вида ран и следов крови, что оставил за собой каждый шаг мужчины. «Что, девочка, теряешь землю из-под ног? - внутренний голос похож на отцовский: Ты же видела и похуже». Но ведь это Генри, её Генри. Её ли?

Она суетится, что совсем на неё не похоже. Куда-то делись спокойствие, хваленая уравновешенность и деловитость — профессионализм, как отзывались о ней клиенты и коллеги. На столике рядом с диваном она собрала все необходимое: чистые полотенца, бинты, флаконы с зельями, колбы с травами. Ее скромный домашний запас не шёл ни в какое сравнение с тем, что она хранит в клинике. Взмахом палочки отправляет побольше дров в камин — тот почти потух, но пламя с новой силой захватывает поленья.

Она опускается рядом с раненым прямо на пол. Она пытается сосредоточиться на сути дела и не обращать внимания на сантименты, но выходит паршиво. Короткий вдох, выдох. Affectio словно рентген, помогает собрать информацию обо всех травмах. Episkey — чтобы остановить кровотечение. Заклинанием ножниц разрезает рубашку и майку под ней, ткань которой стала практически чёрной. Рана выглядит ужасно, Генри потерял много крови, и его бледное, покрытое испариной лицо пугает Кору — будто он уже одной ногой в могиле.

— Макнейр, не смей терять сознание, слышишь? - голос звенит от беспокойства. «Я тебя с того света верну, если понадобится», - не решается сказать вслух. Кажется, успевает заметить его ухмылку, прежде чем взмахом палочки вытаскивает щепки из плоти. Мелкая дрожь в руках мешает вскрыть склянку с экстрактом бадьяна, но она справляется. Ровно три капли падают на открытую рану, от соприкосновения с которой взвивается зеленоватый дымок. И кожа начинает заживать прямо на глазах.

Голдштайн встает, подходит к стеклянному серванту, откуда выуживает графин с янтарной жидкостью и стакан. Наливает немного, добавляет туда каплю зелья из другого флакона. Едкий запах горькой полыни смешивается с ячменными нотками огневиски.

— Пей, - подносит к губам Генри, призывая сделать глоток: Это снимет лихорадку и облегчит боль.
 
Волшебница достает второй стакан и наливает порцию алкоголя уже себе, чтобы унять мондраж. Рука тянется в карман кофты, где лежит полупустая пачка сигарет. Дурная привычка, от которой Кора так и не смогла избавиться. Как будто пыталась. Она раскуривает сигарету, принимаясь осматривать перелом ноги. Очевидно, расщеп при трансгрессии.

— Что произошло? Она имеет полное право знать.

* Taci (румынский) — замолчите.