Не пригодится ли кому незадавшийся зять (жена из чистокровных, мы не были влюблены, но дружили, либо я подонок и не понял, но жена все равно умерла/погибла лет через 10, и я горюю). Семья может быть любой лояльности! Жену погубил не я, если что, она сама как-то!

ну если прям надо будет - скину в личку )

[indent] То, что происходило между ними нельзя было описать какими-либо словами. Они здесь были не нужны. За них говорил язык их разгоряченных, практически сгоревших дотла тел. Достаточно было обоим поднять друг на друга дрожащий от переизбытка ощущений и эмоций взгляд, как грудь каждого из них начинала вздыматься на встречу друг другу с такой частотой, что им казалось, как их сердца бьются друг об друга в молящем отчаянии и жгучем желании. Они были жутко громко и невыносимо рядом друг к другу, что им приходилось жадно воровать друг у друга кислород, чтобы иметь эту возможность, такую нужную для них - тонуть в этой сладостной, терпкой близости.
[indent]
[indent] Взгляд Марлин замер на его лице. Время остановилось для нее, намеренно, нарочито, прозрачно ускользая сквозь нее, даруя ей возможность лицезреть самую яркую в ее жизни звезду. Она была так близко, что казалось, ее можно потрогать. И она трогает: нежно, едва касаясь разгоряченной кожи, обрамляет ладонями его лицо. Чувствует на себе тепло его томного взгляда. Но проскользнуло что-то еще. Она всматривалась в него, пытаясь увидеть что-то, скрытое от неё за этим ослепляющим, покалывающим свечением. Не понимая, искренне не понимая, что же с ним происходит.
[indent]
[indent] - Сириус... - его имя соскользнуло так тихо, аккуратно и нежно, насколько она могла сейчас это позволить. Что случилось с ним? Это… борьба? Неуверенность? Откуда в его глазах колебание? Ее глаза, цвета бушующего моря, надрывно бились об его острое, как скалы, лицо, в попытках найти какие-нибудь ответы, малейшие зацепки, делиться которыми он не спешил… или не хотел? Марлин же взывала, умоляла, практически вопила, что хочет помочь ему. Потому что знала, что только она может обуздать созданный ею в его сердце водоворот сомнений. Потому что она хотела подарить ему этот чертов мир, обещавший ему чувство умиротворения. Требовала взять, принять. В его глазах, цвета темного омута… Напряженность в них, когда он смотрел на нее, была обжигающей. По этому выражению лица она могла бы сказать... Что он принадлежит ей. Здесь. Сейчас. И это осознание, осознание его выбора разбило ее сердце.
[indent]
[indent] Сильные ладони направляют ее иначе, слегка выше и, еле заметно пошатнувшись, она скользит по вымоченной каменной стене. На губах Марлин вопрос, который норовит сорваться, но повторная просьба Сириуса быть тише исключает необходимость в этом. МакКиннон вторит его голосу, доверительно отвечая еле заметным кивком, и видит… Мерлин, видит, как опускается на колени. Не успело сердце пропустить глухой удар, как она захлебывается ощущениями, окутавшие ее одной большой волной. Удивление находит себя в тихом стоне, резко сорвавшийся с ее губ, унесенный потоком воды. С жадностью, горьким отчаянием она принимает порочные ласки Блэка, выгибаясь вперед, навстречу движениям его языка, сдерживая с особым усилием очередной стон, который так и не увидел своего освобождения. Каждое его донельзя правильное движение поражает тело приятным импульсом, заставляя Марлин дрожать, млеть, буквально таять у него на глазах, подобно слабому огоньку, покоившемуся на кончике фитиля, ожидая своего часа. Девушка не успела понять, как в какой-то момент тело перестало ее слушаться: на пышных от поцелуев губах не было живого места; легкие постепенно забывали, как дышать, сопровождаясь врезавшейся темнотой в глаза; ладони хаотично бродили по крепким плечам парня, огибая шею, взбираясь выше, к растрепанным водой прядкам волос. Одно движение, одно глубокое проникновение в нее языком, и Марлин дергается на его плечах, прижимается ближе, мертвой хваткой вонзается пальцами в шевелюру Сириуса, тяжело дыша, и болезненно скручивает их в один черный клочок.
[indent]
[indent] Потрясающая смесь плавных, нежных движений языком, чередовавшееся посасывающими движениями его распутных губ отнимали у нее возможность существовать в этом мире, приближая МакКиннон к оргазму каждую секунду. Она балансировала на грани, изнемогала от желания отдаться этому сладострастному напряжению, рожденное в самом настоящем, живом смертном грехе - прелюбодеянии. Тело умоляло, кричало, требовало освобождения. Нервозные ерзания бедрами на его широких мускулистых плечах, послужили для Сириуса открытым, прямым призывом, и он приник к ней губами, посасывая ее естество, всасывая ее соки. Это стало последней каплей: напряжение внутри ее наконец-то достигло предела, взорвалось и вынудило девушку биться в конвульсиях. Это был взрыв, порабощающий все живое и прекрасное на своем пути. Глаза поразили снопы ярких, обжигающих искр, отбирая на некоторое время возможность видеть. Она лихорадочно, сбивчиво принимала пронизывающие каждую клеточку ее тела эйфорию, проникающей глубже ее разгоряченной кожи, глубже ее натянутых мышц. С обкусанных до крови губ срывается иступленный стон, который юноша подхватывает резким толчком внутрь в ее пылающее от прелюдий лоно.
[indent]
[indent] Это было больно. Она знала, что такое возможно, если не сделать все медленно. Но боль все равно застала ее врасплох. Марлин дернулась, словно словила стрелу, пронзившее ее сердце. Она, выдавая себя, неосознанно сжалась, умело подавила крик боли и смогла выдать его за тихое, едва улавливаемое шипение, заставила себя не отстраняться, сохраняя в себе ту самую отличительную для красных годриковую храбрость и бесстрашие. Девушка не заметила, как ее губы сжались в тоненькую нить, а взгляд наполнился маленьким океаном слез, который она пытается удержать изо всех сил. Она не хотела казаться слабой, несмотря на то что в глубине души давно с треском сдалась, позволила эмоциям взять вверх: отчаянно захватить ее, управлять ею. Ей хотелось сохранить непоколебимый, крепкий стержень уверенности, но вопрос, который сорвался с губ юноши и его взгляд, полный непонимания, сожаления, граничащий с немым восхищением, смыл ее образ одной большой, мощной волной, утаскивая ее на самое дно.  [indent]
[indent]
[indent] Вопрос, на который у нее не было ответа. Она и правда не знала, почему.
[indent]
[indent] Когда девушка прикрыла дрожащие глаза, пытаясь скрыться, убежать от ответа, Сириус снова поцеловал ее. И теперь, когда она не могла видеть происходящее - все ее ощущения обострились: жар его кожи, соприкасающейся с ее; его губы сминающие ее, искусанные до боли; его запах, запах разожжённого костра: дыма и смолы, прилипшей к пальцам. Ей казалось, что она чувствует даже движение остаточного воздуха в душевой.
[indent]
[indent] Он двигается медленно, мягко и сдержанно, но не сбиваясь ни на секунду, предоставляет возможность привыкнуть к неизведанным ранее ощущениям: вкусить, распробовать на вкус. МакКиннон с тревогой поняла, что каждое его движение к ней навстречу уничтожает ее последние чувства контроля. Внутри ее тела зарождался огонь, и он был сильнее, яростнее и масштабнее всех остальных. Она не знала, как спастись от него или обуздать его, поэтому решилась принять его: гореть нем, тлеть, сгорать до самого конца. Смело, безрассудно и так несвойственно для нее. Не почувствовав очаги сопротивления, огонь пожирал девушку, быстро, жадно, обгладывая каждый участок ее охаянного стана, поражая, прожигая насквозь. Языки пламени играли с ней, но это больше ощущалось как издевка, пытка, будто бы ее наказывали за совершенный проступок, отчего глаза распахнулись и поймали лицо Блэка, не отводя от него угасающего взгляда. Это было невыносимо, это было слишком. Ей хочется кричать, ей хочется заявить всему миру о чувствах, оскверняющих и уничтожающих ее, но она не может. Она не была уверена в том, имеет ли на это право: говорить, выражать. Для нее сейчас это было сродни непростительных заклинаний. Марлин подбирает губы в себя, прикусывая их с такой силой, что снова ощущает вкус железа на языке.  Сириус, чувствуя ее, аккуратно сцеловывает девичьи слезы, образовавшие влажные дорожки на ее как маков цвет щеках, наполненные болью и нерешительностью. Приказывает не сдерживаться, приказывает кричать. И она отвечает на его веление - кричит в заявительном освободительном жесте, и ее стоны оказались неправильно мелодичными, чистыми, идеальными и такими красноречивыми.
[indent]
[indent] Боль, сосредоточенная внизу, притупилась до более слабой пульсации посреди огня ощущений, которые пронизывали все ее тело. Девушка могла чувствовать, как гулко бьется сердце в ее груди, как дыхание становилось короче и прерывистей, а мышцы — напряженней. По ее нервам разливался огонь, пробираясь еще дальше, еще глубже, туда, до куда он еще не успел добраться - до души. Она двинула бедрами навстречу его движениям, сжалась вокруг него и обомлела от нового, открытого ей ощущения, приятный окутавший ее тело. Гриффиндорка чувствует его приглушенный, сбивчивый стон на своих губах, вызванный ее одним ответным движением вперед. Ей хочется повторить, хочется двинуться навстречу в очередной раз, ощутить это снова, но девушка оказывается зажатой его напряженным до предела телом. Его тело было намного мощнее и практически обволакивало ее. Руки Сириуса запутались в ее волосах так сильно, что она едва могла шевелить головой, когда он встретился с ней взглядом. Блэк настолько близко к ней, чем он вынуждает ее опереться головой на его аккуратно выведенное плечо, обхватить руками спину, схватиться за его раскрасневшуюся от горячей потоки воды кожу, цепляясь в нее ноготками и оставляя на ней отпечатки круглых лунок.
[indent]   
[indent] Темп движения сменился на рьяный, дикий, толчки ощущались глубже, практически у самого сердца. Каждый раз, когда Сириус двигался внутри нее, он прикасался губами к ее коже. Мерлин, его обжигающие душу поцелуи заставляли ее грудь болеть каждый раз, когда они оставляли на ней след. Гриффиндорец рисовал на ее спине ведомые только ему картины подушечками пальцев, успевая шептать в ее маленькое ушко что-то недозволительное, переворачивающее душу, заставляя напряжение внутри ее нарастать все сильнее, пока девушка не почувствовала, что еще немного, и она больше не сможет противостоять его силе.
[indent]
[indent] Звуки ритмично врезающихся друг в друга тел, вжимающейся спины в шершавую, грубую стену  и ярко срывающихся, терпких, смачных, стонов должны были походить на некую какафонию: настолько хаотическое, бессмысленное и несвязное их нагромождение. Но им, вопреки всему, удалось создать замечательную, неповторимую эвфонию: мелодичную, звучную, идеальную и чистейшую. Эта мелодия гармонирующих и правильно сыгранных между собой нот трогала до глубины души, играла с каждой ее струной, вызывая нужный, грамотный звук.
[indent]
[indent] МакКиннон вздрогнула и не отводила взгляда от лица Сириуса, пока весь ее мир догорал в огромном пале, поражая в ней последнее живое.
[indent]
[indent] - О… Мерлин… Сириус… - ее ногти яростно вонзились в его плечи, - О… Сириус… - задыхаясь, - Сириус…
[indent]
[indent] Его бездонные темные глаза смотрели на нее, пока она выгибалась всем телом, дрожа и сжимаясь вокруг него. Марлин бешено ловила воздух ртом, пытаясь восстановить дыхание, когда Сириус возобновил движения, которые были быстрее прежних. Он сделал еще несколько толчков и замер, и она увидела ослепительную вспышку, выделяющаяся на фоне его глубоких глаз. Такую же, как и у нее.
Время заходило, возвращая его пленникам возможность чувствовать и созерцать.
[indent] 
[indent] Сумасшествие, совершенное обоими, набатом отдается в груди, заставляет легкие трещать, буквально по швам. Вдыхаемый свистящий воздух действует болезненно, отрезвляюще, и выбираясь из черной бездны его глаз, МакКиннон аккуратно вылетает из его объятий, в попытке возродиться из осевшего на дне пепла. Ее покатые плечи ходят бушующими волнами, сердце долбит кости легких, норовя разбить их, и выпрыгнуть из груди. Пытается его успокоить, расположив трясущую ладонь в районе сплетения, и учится заново дышать. Вдох. Выдох. Еще один вдох… но выдоха не последовало.
[indent]
[indent] Вопрос, бьющий поддых, обескураживает ее, забирает весь накопленный кислород, возвращает к суровой реальности, принуждает заземлиться и задуматься. И прежде, чем мозг сложил два плюс два - она поняла. И его тихий, острый, осипший голос подтвердил это, мгновенно впитавшись в виски. Ложась прохладной плёнкой на воспалённый мозг. 
Лучше бы она задохнулась.   
[indent]   
[indent] Вода смывает остатки наваждения, и сознание, вступает в игру, потирая руки, и как нечестный игрок, подтасовывает ей самые каверзные карты: первая - поле квиддича, вторая - игра гриффиндора и слизерина, далее - Хойт и адресованные ему одиннадцать бладжеров, другая - Сириус Блэк, удовлетворенный своей работой, следующая – раздевалка, а следом за ней поцелуй, дрогнувшие полы рубашки, душевая кабина и секс. Секс с Сириусом Блэком. На последней она вздрагивает, не в силах найти пылающую ранее смелость и взглянуть на нее целиком и полностью. Низко, подло и грязно – все в точности, как девушка и описывала. Она знала это. И что-то в этот момент в ней сломалось. Какая-то деталь, отвечающая за рациональность, нравственность, верность, любовь…
[indent]
[indent] Марлин обхватывает себя дрожащими руками, пытаясь звонко не разлететься на части, удержать себя, но у нее не выходит, не получается, и она ощущает, как медленно разрушается под натиском эмоций и чувств от произошедшего. Громкий, звонкий и сожалеющий обо всем всхлип вырвался прежде, чем она успела поймать его рукой. Слезы сверкающими бесцветными бусинками скатываются вниз, огибают ее мягкие, округлые румяные щеки, все еще помнящие поцелуи Блэка. Плечи, ходившие до этого большими волнами, никнут. Ниже и ниже. Она почувствовала, как ее сердце громко ухает вниз. Эта дыра, оставленная от него такая глубокая, темная, как и ее душа. Пылает и болит… И это не проходит. Мерлин, как же ей больно. Катастрофически. Пару секунд и ее кроет обессиленный плач, что находит себя в всхлипах, рыданиях, дрожи тела и слезах, горьких и соленых. Сириус вдруг резко зашевелился за ней. Словно залитый свинцом, он смотрел в содрогающуюся в мелких амплитудах спину, сраженный наповал ее реакцией. И что-то в нем щелкает: поднимает руку и тянется к ней, пытается аккуратно, словно боясь спугнуть, коснуться ее предплечья.
[indent]
[indent] Марлин ощущает его касание, и тело больно прошибает самым наивысшим разрядом тока. Все произошло стремительно быстро: разворот, удар. Звонкая пощёчина, от которой потоки воды невольно вздрогнули.
[indent]
[indent] - НЕ СМЕЙ! - вскрикнула она также звонко, - Не смей касаться меня своими гадкими руками! - горящий от слез взгляд, сбивчивое дыхание, обращенное ему, - Ты… Какая же ты вероломная сволочь, Сириус Блэк! Что с тобой не так?! ЧТО?! - вздрагивает, пугаясь собственного голоса, - Почему?! Почему ты позволил этому случиться?! Почему не остановил? Почему не заземлил? Объясни мне, почему?! – вопросы, льющиеся бесконечной патокой, больно бьющие по ушам, на которые она не получает ответ.
[indent]
[indent] - Ненавижу! - девушка бьет его кулачком в грудь, вкладывая всю злость, боль и отчаяние, захлестнувшие ее, но не его, - Ненавижу тебя! - второй удар, - Всеми фибрами души ненавижу! - третий, - Зачем, драккл его дери?! - останавливается, - Для чего?! – новая волна, дрожи, мощнее предыдущей, накрывает ее тело, - Неужели… в тебе нет ничего светлого… - рев, громкий, душащий, сражает ее, медленно убивая. А он продолжает тянуться к ней, подключая вторую руку, мягко, трепетно касается содрогающихся плеч. Марлин дергается, словно обжёгшись:
[indent]
[indent] - НЕТ! НЕ ТРОГАЙ! - не останавливается, - Не трогай… меня… - он не ведал, что творит, но знал, откуда-то знал, как ей сейчас это нужно. И если он не сделает это, вопреки ее сопротивлению, вопреки, ее нежеланию, вопреки ее ненависти, то потеряет ее. Насовсем.
[indent]
[indent] Аккуратно заключив МакКиннон в объятия со второй попытки, она еще какое-то время не оставляла шансы выбраться из лап зверя, утянувшие ее обратно, в его логово, откуда гриффиндорка не сможет сбежать во второй раз. Она не понимала, что ей никуда не нужно бежать, пока Сириус, не прижав Марлин к себе настолько близко, насколько это являлось возможным, не услышала, как испуганно колотиться его сердце, заглушая ее собственное. Завороженная его ударами, Марлин постепенно успокаивается. Слезы продолжали беззвучно стекали по вымоченным ранее дорожкам, дрожь не желала униматься. Это было издевательство. Издевательство над нежной девочкой, не заслуживавшей всего этого.
[indent]
[indent] Последние силы она потратила то, чтобы подавить всхлипы, изощренно режущие ее горло. Девушка обмякла в руках Блэка, не имея за собой ничего, чтобы сражаться с болью, плотно осевшей там, где-то глубоко внизу. Ноги ватные, легкие, почувствовавшие поражение, больше не держат ее тельце, и она скользит в его руках вниз, а Сириус - следом за ней, не выпуская из объятий…

Нарцисса несмело улыбалась, касаясь кончиками пальцев лепестков роз, доставленных ей сегодняшним утром от молодого наследника Малфоя. Розы дышали свежестью, прохладой и невинностью, а на некоторых лепестках в глубине пышного букета еще можно было разглядеть капли ночной росы. Она со странным трепетом думала об обширных розовых садах поместья Малфоев. Они простирались на добрую четверть прилежащей к Мэнору территории, были всегда безукоризненно ухожены и содержали около сотни видов роз. Несмотря на ее помолвку с Люциусом Малфоем, о которой вот-вот должно было быть объявлено свету, Нарциссе мысль о том, что эти чудесные нежные розы могу быть из ее сада, все еще казалась чужеродной.
В букет также была вложена записка, витиевато извещавшая ее, что Люциус планирует нанести визит Блэкам после полудня, если, разумеется, мисс Нарциссе будет удобно. Нарцисса опустила руку в карман платья и нащупала там плотную бумага карточки. Улыбка на ее губах стала увереннее. Цветок надежды, который расцвел в ее груди, когда она впервые узнала, что Сигнус Блэк и Абраксас Малфой заключили соглашение о ее с Люциусом помолвке, пока еще стоически переживал обрушившуюся на него бурю в лице ее собственной сестры – Андромеды Блэк.
О, как Нарцисса корила себя, что что она не знала, не догадалась, не усмотрела, не предвидела, не предотвратила, не…, не…, не..!   Поступок Андромеды разбил ее сердце, разбил сердце Беллы – Цисса знала это совершенно точно, даже когда сама Беллатриса в этом себе была не готова признаться – ожесточила их родителей. Нарцисса остро ощущала вину перед своей семьей – перед своей оставшейся семьей – потому что, именно она и могла бы знать, догадаться и предугадать. Она вообще многое могла бы знать, сделай она такой выбор. Трудно этого избежать, когда сознание волшебников вокруг будто открытая книга – только руку протяни, только пробегись глазами по строчкам. О выраженной врожденной способности к легилименции Нарциссы не знала ни одна живая душа. С раннего детства это был ее постыдный секрет. Цисси ни разу не решилась даже намекнуть кому бы то ни было, о том, что ее магия на самом деле проявилась куда раньше, чем заметили родители, посредством ставших слышными тихих шепотов.
Большую часть своей сознательной жизни младшая из сестер Блэк провела в противостоянии своим способностям, то подавляя их, то игнорируя, то, изредка, пытаясь обуздать. Она выросла с вполне конкретным вложенным набором убеждений о том, какой должно быть чистокровная волшебница из семьи Блэк, и легилименция в список умений включена не была. Поэтому она считала эту способность своим неисправимым изъяном, проклятием – приложила в тайне много усилий, чтобы ее взять под контроль, и зареклась когда-либо ей пользоваться. Это ее намерение было непоколебимым ровно до побега Андромеды с этим маггловским отребьем. Нарцисса могла бы знать. И от этого чувство вины было невыносимым.
Поступок старшей сестры заставил Цисси пересмотреть свое отношение к своим способностям. Подталкиваемая тем самым чувством вины и при этом мучаясь стыдом, Нарцисса стала допускать до себя обрывки мыслей важных ей людей, а скорее, перестала им препятствовать. Это было легко, как дышать, — особенно, когда другого волшебника обуревали какие-то сильные чувства. Так она узнала от своего отца, что у Андромеды родилась дочь (с тех пор в груди Нарциссы поселился тяжелый ком, который как будто не давал ей глубоко вздохнуть), и эта новость в свою очередь достигла ушей Абраксаса Малфоя. Казалось бы, побег Андромеды в итоге был воспринят обществом с некоторой снисходительностью, особенно после того, как семья Блэк приложила все усилия, чтобы откреститься от гнилого яблока на семейном древе. Рождение ребенка было еще одним ударом. Достаточным в этот раз, чтобы старший Малфой вполне прямыми намеками дал понять Сигнусу Блэку, что идея о браке его наследника с младшей Блэк уже не кажется ему такой удачной.
Нарцисса поморщилась от неприятных воспоминаний. Плотная карточка в кармане ее платья теперь была для нее почти что спасательным кругом. Мысль о том, что ее помолвка с Люциусом будет разорвана, была пропитана экзистенциальным ужасом и заставляла ее содрогаться. Конечно, эта помолвка и свадьба должна состояться. Она – Блэк, ее никому не позволено отвергнуть. Роскошный букет на туалетном столике и предстоящий визит ее жениха только подпитывали это убеждение.
После полудня, ожидая Люциуса, Цисси отправилась в сад. Всегда, когда ей нужно было справиться с собственными чувствами, Нарцисса искала уединения – чем дальше от людей, тем лучше. Она рассчитывала, что домовой эльф проводит Люциуса к ней, когда он появится в поместье. От ее внимания не укрылись формулировки в полученной записке, которые указывали на то, что Люциус пользуется доступными ему, как ее официальному жениху, некоторыми вольностями. Это прекрасно соотносилось с ее собственными намерениями – она бы предпочла беседовать с Малфоем наедине.
Нарцисса неспешно прогуливалась по узким дорожкам ухоженного сада и, когда она была у ротонды, она заметила приближающегося к ней Люциуса. Ее жених склонился в церемонном полупоклоне, припадая губами к ее пальцам. Она приветливо улыбнулась. Для нее с недавнего времени не было секретом, что наследник Малфоя ею глубоко и искренне очарован. Цветок надежды в груди нежился в лучах внимания.
— Мистер Малфой, я польщена вашим визитом, — светски кивнула Нарцисса в ответ на приветствие. Это была будто их маленькая игра – приветствия всегда были подчеркнуто учтивыми. – Надеюсь, ваши отец и матушка себя хорошо чувствуют?
Люциус не преминул отметить тень озабоченности на лице Нарциссы. Она тяжело вздохнула и жестом пригласила сесть на садовую скамейку в тени ротонды с прекрасным видом на цветущие клумбы.
— Сад особенно прекрасен в июле, ты не находишь Люциус? – жестом указала она перед собой. – В июне еще бывает холодно и дождливо, в августе может быть слишком жарко, но июль прекрасен.
— Я так тревожусь за наше будущее, — доверительно обратилась Нарцисса к Малфою. – Со всеми этими крайне неуместными несчастьями, которые обрушились на мою семью, - она брезгливо поджала губы, имя Андромеды было табу, — я себя чувствую пергаментным корабликом в водовороте, — Цисси теперь невидящим взглядом смотрела в сад. – Оправимся ли мы когда-нибудь от этого удара? – она вернула взгляд на Люциуса и теперь робко заглядывала ему в глаза.
У Нарциссы были основания полагать, будучи в обществе Малфоя, получая от него цветы и прочие знаки внимания, чувствуя его губы на коже тыльной стороны ладони, что вполне себе она оправится. Ее никому не позволено отвергнуть.